MarEg (обсуждение | вклад) |
MarEg (обсуждение | вклад) |
||
| Строка 55: | Строка 55: | ||
Вот откуда растёт отрицательный потенциал, сделавший современность эпохой страха по общему убеждению культур-пессимистов нашего времени. Если в дни великого обновления после Октябрьской революции капитализму удалось сохранить свой порядок жизни в большинстве государств, то за всё несвершённое миру пришлось уплатить дорогую цену, и проценты ещё идут. Нельзя безнаказанно сдерживать движение пружины и без того сжатой веками рабства. Старого оправданного привычкой подчинения меньшинству нет и не будет. Решения назревших задач всё равно не избежать, но утраченные возможности придают массовой энергии ложное направление. Они делают всю эпоху перехода в иное общественное состояние более длительной, более трудной и жестокой. | Вот откуда растёт отрицательный потенциал, сделавший современность эпохой страха по общему убеждению культур-пессимистов нашего времени. Если в дни великого обновления после Октябрьской революции капитализму удалось сохранить свой порядок жизни в большинстве государств, то за всё несвершённое миру пришлось уплатить дорогую цену, и проценты ещё идут. Нельзя безнаказанно сдерживать движение пружины и без того сжатой веками рабства. Старого оправданного привычкой подчинения меньшинству нет и не будет. Решения назревших задач всё равно не избежать, но утраченные возможности придают массовой энергии ложное направление. Они делают всю эпоху перехода в иное общественное состояние более длительной, более трудной и жестокой. | ||
| − | «Этический жизненный кризис наших дней, - пишет один западный автор, - тесно связан с экономическими и политическими революциями современности»[5]. Старательно собирая факты, не пропуская ничего из того, что было и чего не было, враги Октябрьской революции возлагают ответственность за этот кризис на исторический подъём народных масс. Известный | + | «Этический жизненный кризис наших дней, - пишет один западный автор, - тесно связан с экономическими и политическими революциями современности»[5]. Старательно собирая факты, не пропуская ничего из того, что было и чего не было, враги Октябрьской революции возлагают ответственность за этот кризис на исторический подъём народных масс. Известный реакционностью своих взглядов и своим конкордатом с гитлеровским правительством папа Пий XII утверждал, что в эксцессах фашизма виновны массы. Генерал Гудериан называет Гитлера человеком из народа. О «растворении в массе», о «стадности», «грегаризме» много писали неолибералы Рёпке, Мизес и другие. Учёная литература, отражающая в тысяче разных зеркал взгляды современной буржуазной аристократии, иногда очень тонко, иногда более грубо рисует жестокость и хамство большинства как последний источник страшной угрозы, нависшей над всеми созданиями культуры. |
Реакционный историк Георг фон Раух говорит об Октябрьской революции: «Большевизм – это явление технического массового столетия, громадный факт двойного значения. Одна сторона его есть продукт рационализации и механизации человеческой культуры, тогда как другая означает призыв, обращённый к иррациональным силам и демоническим инстинктам, которые идеализм и гуманизм считали давно уже изгнанными»[6]. | Реакционный историк Георг фон Раух говорит об Октябрьской революции: «Большевизм – это явление технического массового столетия, громадный факт двойного значения. Одна сторона его есть продукт рационализации и механизации человеческой культуры, тогда как другая означает призыв, обращённый к иррациональным силам и демоническим инстинктам, которые идеализм и гуманизм считали давно уже изгнанными»[6]. | ||
| − | Нельзя оставить без ответа этот поход против масс, | + | Нельзя оставить без ответа этот поход против масс, льстящий малой интеллигентности и образующий для неё лёгкий способ возвыситься в своём воображении. Но и нельзя ответить простым отрицанием, так как опасность действительно существует. Существует также связь революционной эпохи с нравственным кризисом современности. Но связь эта другая, прямо противоположная той, которую указывает мысль, разъединяющая хороших, добрых, культурных людей и массу звероподобных поклонников грядущего Хама. |
Читайте Монтеня, Пушкина, Толстого… Нет большего хамства, чем презрение к народу. Народ и толпа не одно и то же. Народы создают великое сплочение революции, тогда как толпа, руководимая демагогами, его разлагает и губит. Движения, подобные фашизму, превращают народ в толпу; движения подобные Октябрьской революции, поднимают толпу до уровня народа. Это два противоположных потока сил, мировая борьба, перед которой битва Ормузда и Аримана – незначительный эпизод. | Читайте Монтеня, Пушкина, Толстого… Нет большего хамства, чем презрение к народу. Народ и толпа не одно и то же. Народы создают великое сплочение революции, тогда как толпа, руководимая демагогами, его разлагает и губит. Движения, подобные фашизму, превращают народ в толпу; движения подобные Октябрьской революции, поднимают толпу до уровня народа. Это два противоположных потока сил, мировая борьба, перед которой битва Ормузда и Аримана – незначительный эпизод. | ||
| Строка 79: | Строка 79: | ||
Мировая война 1914 года и Октябрьская революция впервые с невиданной остротой столкнули два проявления массовой силы, накопленные ходом истории. Либо бессмысленная жестокость в кровавой схватке, которая легко могла стать новой тридцатилетней бойней и привести к гибели европейской культуры, либо сплочение людей труда против тех, кому выгодны раскол и взаимное озверение одних против других. | Мировая война 1914 года и Октябрьская революция впервые с невиданной остротой столкнули два проявления массовой силы, накопленные ходом истории. Либо бессмысленная жестокость в кровавой схватке, которая легко могла стать новой тридцатилетней бойней и привести к гибели европейской культуры, либо сплочение людей труда против тех, кому выгодны раскол и взаимное озверение одних против других. | ||
| − | За этим противоречием двух путей стоял нравственный вопрос нашего времени во всей его полноте. Этот вопрос поставлен самой историей, поставлен не зря, не для внутреннего комфорта образованных людей, не для спасения души, как бы ни была она оскорблена и подавлена в здешнем мире. Это вопрос продолжения человеческой | + | За этим противоречием двух путей стоял нравственный вопрос нашего времени во всей его полноте. Этот вопрос поставлен самой историей, поставлен не зря, не для внутреннего комфорта образованных людей, не для спасения души, как бы ни была она оскорблена и подавлена в здешнем мире. Это вопрос продолжения человеческой истории в бесконечном времени, при условии, что истории не сказка, рассказанная идиотом, как говорит Шекспир. |
Если взглянуть на дело с этой единственно верной точки зрения, то всякий честный человек должен будет сказать, что Октябрьская революция означала не развязывание иррациональных сил и демонических инстинктов, а великую победу над ними. Революция сделала то, что не могли сделать ни пацифисты, ни гуманисты, ни квакеры, ни четырнадцать пунктов велеречивого президента Вильсона. Она рассеяла кровавый туман над Европой и показала дорогу к миру. | Если взглянуть на дело с этой единственно верной точки зрения, то всякий честный человек должен будет сказать, что Октябрьская революция означала не развязывание иррациональных сил и демонических инстинктов, а великую победу над ними. Революция сделала то, что не могли сделать ни пацифисты, ни гуманисты, ни квакеры, ни четырнадцать пунктов велеречивого президента Вильсона. Она рассеяла кровавый туман над Европой и показала дорогу к миру. | ||
| Строка 91: | Строка 91: | ||
<b>3.</b> | <b>3.</b> | ||
| − | Перед глазами историка тысячи документов революционной эпохи: резолюции местных органов Советской власти, наказы речи депутатов… Кипящее море революционной активности масс, их праздничной энергии, исторического творчества. Какое удивительное единство воли, выраженное самобытно, всегда по-своему, несмотря на условные формы красноречия, принятые всеми! Какая искренняя жажда сплочения, начиная с окопного братства людей, узнавших на опыте, что они – единая плоть, и кончая организацией домашней прислуги, не желающей больше безропотно служить господам! | + | Перед глазами историка тысячи документов революционной эпохи: резолюции местных органов Советской власти, наказы, речи депутатов… Кипящее море революционной активности масс, их праздничной энергии, исторического творчества. Какое удивительное единство воли, выраженное самобытно, всегда по-своему, несмотря на условные формы красноречия, принятые всеми! Какая искренняя жажда сплочения, начиная с окопного братства людей, узнавших на опыте, что они – единая плоть, и кончая организацией домашней прислуги, не желающей больше безропотно служить господам! |
Главная идея всех документов первых лет Октябрьской революции – это идея сплочения. Сплочения наций, равно уставших от империалистической бойни, сплочения всех людей труда перед лицом разъединяющей их силы денег, сплочения рабочих и крестьян. Нас гнали, натравливали друг на друга, мы были разделены и были рабы. Мы больше не рабы, потому что едины – попробуй взять нас! Эта идея везде – она в речах о новой международной политике, открытой и честной, без подлостей тайной дипломатии, без провокаций и борьбы за престиж, она в призывах к самоорганизации для отпора классовому врагу, она и там, где крестьянский сход просит наладить обмен товаров с деревней. | Главная идея всех документов первых лет Октябрьской революции – это идея сплочения. Сплочения наций, равно уставших от империалистической бойни, сплочения всех людей труда перед лицом разъединяющей их силы денег, сплочения рабочих и крестьян. Нас гнали, натравливали друг на друга, мы были разделены и были рабы. Мы больше не рабы, потому что едины – попробуй взять нас! Эта идея везде – она в речах о новой международной политике, открытой и честной, без подлостей тайной дипломатии, без провокаций и борьбы за престиж, она в призывах к самоорганизации для отпора классовому врагу, она и там, где крестьянский сход просит наладить обмен товаров с деревней. | ||
| Строка 127: | Строка 127: | ||
Что такое нравственность? Это нить, связывающая людей друг с другом, то есть общественное отношение. Но не всякое общественное отношение есть нравственность. Пользуясь удачным словом, взятым из истории физики, можно сказать, что нравственность есть близкодействие общественных отношений. Она существует там, где люди связаны общественной нитью не через тысячи посредствующих звеньев, а непосредственно, конкретно, соприкасаясь друг с другом как индивидуумы, живые существа, имеющие плоть и кровь. | Что такое нравственность? Это нить, связывающая людей друг с другом, то есть общественное отношение. Но не всякое общественное отношение есть нравственность. Пользуясь удачным словом, взятым из истории физики, можно сказать, что нравственность есть близкодействие общественных отношений. Она существует там, где люди связаны общественной нитью не через тысячи посредствующих звеньев, а непосредственно, конкретно, соприкасаясь друг с другом как индивидуумы, живые существа, имеющие плоть и кровь. | ||
| − | В классовом обществе большие массы людей сбиты в кучу железной властью интересов и потребностей. Человеческие муравейники, в которых они теснятся с тех пор, как началась цивилизация, созданы не нравственным сплочением, а, скорее, обратной величиной – разъединением, борьбой за частные интересы. Каким образом из этого разъединения возникли громадные общественные силы – рассказывает нам всемирная история. Но при такой форме прогресса для конкретного единства, для непосредственной теплоты нравственных отношений осталось немного места. Моя семья, мой сосед, мой друг, мой гость… В распространении на более широкие области сама атмосфера нравственности становится прохладной разреженной. | + | В классовом обществе большие массы людей сбиты в кучу железной властью интересов и потребностей. Человеческие муравейники, в которых они теснятся с тех пор, как началась цивилизация, созданы не нравственным сплочением, а, скорее, обратной величиной – разъединением, борьбой за частные интересы. Каким образом из этого разъединения возникли громадные общественные силы – рассказывает нам всемирная история. Но при такой форме прогресса для конкретного единства, для непосредственной теплоты нравственных отношений осталось немного места. Моя семья, мой сосед, мой друг, мой гость… В распространении на более широкие области сама атмосфера нравственности становится прохладной, разреженной. |
Сила религиозной морали состоит в том, что она утоляет жажду непосредственной, добровольной связи между людьми. Люди ненавидят казёнщину своих отношений, им не хватает тепла. Религиозная мораль удовлетворяет эту потребность, но, что бы ни говорили её защитники, она удовлетворяет её бессильной грёзой. В праздничном целовании, условно подчёркнутом личном доброжелательстве, в общем преклонении перед аскетическим самопожертвованием немногих подвижников, искупающих грехи мирян, религиозная мысль создаёт отдушину, ничего не меняя по существу. | Сила религиозной морали состоит в том, что она утоляет жажду непосредственной, добровольной связи между людьми. Люди ненавидят казёнщину своих отношений, им не хватает тепла. Религиозная мораль удовлетворяет эту потребность, но, что бы ни говорили её защитники, она удовлетворяет её бессильной грёзой. В праздничном целовании, условно подчёркнутом личном доброжелательстве, в общем преклонении перед аскетическим самопожертвованием немногих подвижников, искупающих грехи мирян, религиозная мысль создаёт отдушину, ничего не меняя по существу. | ||
| Строка 161: | Строка 161: | ||
Но откуда взялся этот обыватель, стоящий не пути к лучшему обществу? Откуда он на протяжении всей истории, со всеми странными, ужасными, иррациональными чертами, которые возникают в ней на каждом шагу? Это длинная повесть. Читатель Помяловского знает, что бурсак был несчастным созданием казарменной дисциплины старого общества, нашедший себе, казалось законченный образец в серых стенах царского учебного заведения. | Но откуда взялся этот обыватель, стоящий не пути к лучшему обществу? Откуда он на протяжении всей истории, со всеми странными, ужасными, иррациональными чертами, которые возникают в ней на каждом шагу? Это длинная повесть. Читатель Помяловского знает, что бурсак был несчастным созданием казарменной дисциплины старого общества, нашедший себе, казалось законченный образец в серых стенах царского учебного заведения. | ||
| − | Если это одичалое существо вырвется на свободу таким, каким его сделала старая бурса, многие ожидания, многие ожидания, записанные в книгу общественного бытия кровью героев, реальные с точки зрения объективной общественной необходимости, могут превратиться в насмешку. Всё лучшее на земле будет связано для него с воспоминанием о казённой долбёжке, и потому отвратительно, достойно поругания. Тут полетит голова великого химика Лавуазье, не устоят на своих местах и статуи страсбургского собора. Исторически | + | Если это одичалое существо вырвется на свободу таким, каким его сделала старая бурса, многие ожидания, многие ожидания, записанные в книгу общественного бытия кровью героев, реальные с точки зрения объективной общественной необходимости, могут превратиться в насмешку. Всё лучшее на земле будет связано для него с воспоминанием о казённой долбёжке, и потому отвратительно, достойно поругания. Тут полетит голова великого химика Лавуазье, не устоят на своих местах и статуи страсбургского собора. Исторически террор французской революции понятен, но люди, творившие кровавые безобразия вроде «сентябрьских убийств», – бурсаки. Тёмный вандейский крестьянин, восставший против передового меньшинства, желающего силой вести его в царство Разума, – тоже бурсак. Солдат, сменивший революционный энтузиазм на культ императора, и множество других подобных явлений обманутой искажённой народной энергии – всё из того же мутного источника. |
Чем глубже исторические сдвиги, тем опаснее эта примесь стихийных сил, зряшного отрицания, по известному выражению Ленина. Одержимые яростью уравнительного ничтожества китайские хунвейбины не могут быть понятны без тысячелетней бурсы старой небесной империи. По поводу некоторых особенностей общественного движения в Китае середины прошлого века Маркс писал: «Тайпин – это, очевидно, дьявол in persona, каким его должна рисовать себе китайская фантазия. Но только в Китае и возможен такого рода дьявол. Он является порождением окаменелой общественной жизни»[14]. С тех пор как были написаны эти строки, история показала, что такая дьявольщина возможна и в самых развитых странах. Но по существу Маркс оказался прав: толпа озверелых бурсаков, способных на всякую дичь, росла и в Европе, и в Америке по мере того, как общественная жизнь эпохи позднего капитализма при всей её кипящей подвижности принимала черты окаменелого казённого мира. | Чем глубже исторические сдвиги, тем опаснее эта примесь стихийных сил, зряшного отрицания, по известному выражению Ленина. Одержимые яростью уравнительного ничтожества китайские хунвейбины не могут быть понятны без тысячелетней бурсы старой небесной империи. По поводу некоторых особенностей общественного движения в Китае середины прошлого века Маркс писал: «Тайпин – это, очевидно, дьявол in persona, каким его должна рисовать себе китайская фантазия. Но только в Китае и возможен такого рода дьявол. Он является порождением окаменелой общественной жизни»[14]. С тех пор как были написаны эти строки, история показала, что такая дьявольщина возможна и в самых развитых странах. Но по существу Маркс оказался прав: толпа озверелых бурсаков, способных на всякую дичь, росла и в Европе, и в Америке по мере того, как общественная жизнь эпохи позднего капитализма при всей её кипящей подвижности принимала черты окаменелого казённого мира. | ||
| Строка 199: | Строка 199: | ||
«Всякий знает, – говорил Ленин, – что в числе «друзей» большевизма, с тех пор, как мы победили, много врагов. К нам часто примазываются элементы совершенно ненадёжные, жульнические, которые политически колеблются, продают предают и изменяют. И мы это хорошо знаем, и это нас не меняет. Это исторически неизбежно. Когда меньшевики нас укоряют, что среди советских служащих масса примазавшихся, нечестных, даже в общегражданском смысле, элементов, мы говорим им: откуда же нам взять лучших, как сделать нам, чтобы лучшие люди сразу в нас поверили. Революция, которая сразу бы могла победить и убедить, сразу заставила поверить в себя, такой революции нет»[24]. | «Всякий знает, – говорил Ленин, – что в числе «друзей» большевизма, с тех пор, как мы победили, много врагов. К нам часто примазываются элементы совершенно ненадёжные, жульнические, которые политически колеблются, продают предают и изменяют. И мы это хорошо знаем, и это нас не меняет. Это исторически неизбежно. Когда меньшевики нас укоряют, что среди советских служащих масса примазавшихся, нечестных, даже в общегражданском смысле, элементов, мы говорим им: откуда же нам взять лучших, как сделать нам, чтобы лучшие люди сразу в нас поверили. Революция, которая сразу бы могла победить и убедить, сразу заставила поверить в себя, такой революции нет»[24]. | ||
| − | Как видно из всей деятельности Ленина, он страстно искал возможность привлечь к управлению обществом лучшие элементы, имеющиеся в нём. Эти элементы он перечислил в своей последней статье: «Передовые рабочие, во-первых, и, во-вторых, элементы действительно просвещённые, за которых можно ручаться, что они ни слова не возьмут на веру, но слова не скажут против совести»[25]. Не раз высказывал Ленин также | + | Как видно из всей деятельности Ленина, он страстно искал возможность привлечь к управлению обществом лучшие элементы, имеющиеся в нём. Эти элементы он перечислил в своей последней статье: «Передовые рабочие, во-первых, и, во-вторых, элементы действительно просвещённые, за которых можно ручаться, что они ни слова не возьмут на веру, но слова не скажут против совести»[25]. Не раз высказывал Ленин также своё недоверие к «худшим элементам из интеллигенции», которые пользовались колебаниями тех, кто не сразу поверил в революцию, чтобы занять места в советских учреждениях. Обывателя, похожего на бурсака Помяловского, Ленин указывал безошибочно даже там, где обыватель чувствовал себя бунтарём и отрицателем старого, выдавая свои разрушительные фантазии за новую революционную культуру. |
Часто является у Ленина и другая мысль великой глубины, развивающая в самых практических оттенках некоторые общие идеи Маркса и Энгельса. Старое классовое общество имело две стороны – лицевую, позитивную и оборотную, отрицательную. Законы его существования выступают в виде системы рациональных норм, абстрактных истин права и нравственности, но под этой внешней корой кипит стихия частных интересов, хаотическая борьба сил, не знающая пощады. Всякая мелкая собственность восстаёт против более крупной и становится, в свою очередь, консервативным оплотом порядка по отношению к «империализму голодранцев», как называли в эпоху первой мировой войны великодержавные претензии нищей Италии. В общем, «анархия – мать порядка», но порядка, основанного на борьбе всех против всех. | Часто является у Ленина и другая мысль великой глубины, развивающая в самых практических оттенках некоторые общие идеи Маркса и Энгельса. Старое классовое общество имело две стороны – лицевую, позитивную и оборотную, отрицательную. Законы его существования выступают в виде системы рациональных норм, абстрактных истин права и нравственности, но под этой внешней корой кипит стихия частных интересов, хаотическая борьба сил, не знающая пощады. Всякая мелкая собственность восстаёт против более крупной и становится, в свою очередь, консервативным оплотом порядка по отношению к «империализму голодранцев», как называли в эпоху первой мировой войны великодержавные претензии нищей Италии. В общем, «анархия – мать порядка», но порядка, основанного на борьбе всех против всех. | ||
| Строка 221: | Строка 221: | ||
Нет ничего удивительного в том, что этот поворот революции к положительным ценностям человеческого мира, освобождённым от лицемерия и дряблости притоком нового народного содержания, это необходимое даже для простого сохранения жизни на Земле революционное отрицание отрицания навлекло на Ленина упрёки в консерватизме. Ещё в 1918 году эсер Камков кричал, что Ленин повернул назад – сегодня он говорит «не укради», а завтра скажет «не прелюбы сотвори»[28]. Борьба политическая удивительным образом сочетала в одном общественном потоке самые радикальные фразы мелкобуржуазной революционности и всякого рода отрицательные действия анархистов и полу анархистов с грубой стихией мошенничества, спекуляции и простого разбоя. | Нет ничего удивительного в том, что этот поворот революции к положительным ценностям человеческого мира, освобождённым от лицемерия и дряблости притоком нового народного содержания, это необходимое даже для простого сохранения жизни на Земле революционное отрицание отрицания навлекло на Ленина упрёки в консерватизме. Ещё в 1918 году эсер Камков кричал, что Ленин повернул назад – сегодня он говорит «не укради», а завтра скажет «не прелюбы сотвори»[28]. Борьба политическая удивительным образом сочетала в одном общественном потоке самые радикальные фразы мелкобуржуазной революционности и всякого рода отрицательные действия анархистов и полу анархистов с грубой стихией мошенничества, спекуляции и простого разбоя. | ||
| − | Тут поднял голову «некий маленький чумазый, число ему миллион»[29]. Этот новый паразит быстро приспособился к условиям жизни, и его защитная краска, отвечавшая цвету революционного знамени, хорошо помогала ему в борьбе за существование. «У богатого взял, а до других мне дела нет»[30]. «Нас всё время угнетали, нас давили всё время – ну, как же нам не воспользоваться ныне столь удобным моментом»[31]. Таковы были плебейские формулы бунтаря-обывателя, втайне стремившегося стать наследником Октябрьской революции. Среди этого «миллиона» были, конечно, люди, далёкие от сознания общественной природы | + | Тут поднял голову «некий маленький чумазый, число ему миллион»[29]. Этот новый паразит быстро приспособился к условиям жизни, и его защитная краска, отвечавшая цвету революционного знамени, хорошо помогала ему в борьбе за существование. «У богатого взял, а до других мне дела нет»[30]. «Нас всё время угнетали, нас давили всё время – ну, как же нам не воспользоваться ныне столь удобным моментом»[31]. Таковы были плебейские формулы бунтаря-обывателя, втайне стремившегося стать наследником Октябрьской революции. Среди этого «миллиона» были, конечно, люди, далёкие от сознания общественной природы своей активности. Они могли искренне чувствовать себя Маратами пролетарской революции. Но от их фанатических революционных жестов, так же как от всякой лишней, бесцельной ломки, тянулась нить к чему-то худшему – простому хулиганству, ради того чтобы показать свою независимость, и далее – к политическому авантюризму, насыщенному желанием командовать другими людьми, дорваться до личного произвола. За всем этим стояла опасность ещё большего масштаба – растущие во всём мире новые формы буржуазного самовластия, окрашенного социальной демагогией. Ибо, по словам Ленина, «из каждого мелкого хозяйчика, из каждого алчного хапателя растёт новый Корнилов»[32]. |
В психологии этого микроскопического претендента на личное возвышение была заложена и возможность насилия, якобы революционного, над массой трудящихся, насилия, обращённого против своих. «Надо избегать всего, – говорил Ленин, – что могло бы поощрить на практике отдельные злоупотребления. К нам присосались кое-где карьеристы, авантюристы, которые назывались коммунистами и надувают нас, которые полезли к нам потому, что коммунисты теперь у власти, потому, что более честные «служилые» элементы не пошли к нам работать вследствие своих отсталых идей, а у карьеристов нет никаких идей, нет никакой честности. Эти люди, которые стремятся только выслужиться, пускают на местах в ход принуждение и думают, что это хорошо. А на деле это приводит иногда к тому, что крестьяне говорят: «Да здравствует Советская власть, но долой коммунию!» (т.е. коммунизм). Такие случаи не выдуманы, а взяты из живой жизни, из сообщения товарищей с мест. Мы не должны забывать того, какой гигантский вред приносит всякая неумеренность, всякая скоропалительность и торопливость»[33]. | В психологии этого микроскопического претендента на личное возвышение была заложена и возможность насилия, якобы революционного, над массой трудящихся, насилия, обращённого против своих. «Надо избегать всего, – говорил Ленин, – что могло бы поощрить на практике отдельные злоупотребления. К нам присосались кое-где карьеристы, авантюристы, которые назывались коммунистами и надувают нас, которые полезли к нам потому, что коммунисты теперь у власти, потому, что более честные «служилые» элементы не пошли к нам работать вследствие своих отсталых идей, а у карьеристов нет никаких идей, нет никакой честности. Эти люди, которые стремятся только выслужиться, пускают на местах в ход принуждение и думают, что это хорошо. А на деле это приводит иногда к тому, что крестьяне говорят: «Да здравствует Советская власть, но долой коммунию!» (т.е. коммунизм). Такие случаи не выдуманы, а взяты из живой жизни, из сообщения товарищей с мест. Мы не должны забывать того, какой гигантский вред приносит всякая неумеренность, всякая скоропалительность и торопливость»[33]. | ||
| − | Эта неумеренность, излишнее усердие за чужой счёт, чтобы выдвинуться и показать себя, преувеличение государственной целесообразности и пользы, ведущее к обратному результату, вера в приказ вместо органической работы над товарищеским сплочением масс в труде и управлении государством, – всё это связано, в глазах Ленина, с бюрократическим извращением Советской власти. Но откуда растёт бюрократизм в революционной обстановке? Это | + | Эта неумеренность, излишнее усердие за чужой счёт, чтобы выдвинуться и показать себя, преувеличение государственной целесообразности и пользы, ведущее к обратному результату, вера в приказ вместо органической работы над товарищеским сплочением масс в труде и управлении государством, – всё это связано, в глазах Ленина, с бюрократическим извращением Советской власти. Но откуда растёт бюрократизм в революционной обстановке? Это Gegenstück крестьянства пишет Ленин в плане брошюры о продовольственном налоге[34], то есть подобие мелкого хозяина и вместе с тем дополняющая его противоположная крайность. Это надстройка над множеством мелких и одинаковых центробежных сил, попытка создать объединение самым лёгким, административно-казённым путём вместо действительно единства воли трудящегося большинства. Бюрократизм – лестница для подъёма тех социальных сил, которым нет и не может быть нормального выхода на почве советской демократии. |
Анализ этой опасности в речах и произведениях Ленина останется навсегда образцом глубокой марксистской диалектики. Мы только в начале понимания тех философских и социальных оттенков мысли, которые вкладывал Ленин в свои выступления, вызванные всегда острой практической необходимостью. Эта практическая оболочка часто пугает своей простотой слабую мысль, умеющую ценить только дешёвые побрякушки профессорской науки. Между тем после Герцена и Достоевского именно Ленин, и притом в явлениях громадного масштаба, раскрыл удивительные изломы психологии взбесившегося обывателя, больного манией величия ничтожного Фомы Опискина и вообще маленького чумазого, имя ему миллион. | Анализ этой опасности в речах и произведениях Ленина останется навсегда образцом глубокой марксистской диалектики. Мы только в начале понимания тех философских и социальных оттенков мысли, которые вкладывал Ленин в свои выступления, вызванные всегда острой практической необходимостью. Эта практическая оболочка часто пугает своей простотой слабую мысль, умеющую ценить только дешёвые побрякушки профессорской науки. Между тем после Герцена и Достоевского именно Ленин, и притом в явлениях громадного масштаба, раскрыл удивительные изломы психологии взбесившегося обывателя, больного манией величия ничтожного Фомы Опискина и вообще маленького чумазого, имя ему миллион. | ||