• На сайт
• Форум
• Статьи
• Галерея
• Библиотека
• Мультимедия
• Словарь
• Ссылки

• Персональное:
• 216.73.216.255
• Обсуждение для этого IP-адреса
• Представиться системе
• Инструменты:
• Статья
• Обсуждение
• Просмотр
• история
• Служебное:
• Ссылки сюда
• Связанные правки
• Спецстраницы

Просмотр

Материал информационного ресурса НКК "Красная Застава"

Страница «Летающий пролетарий» [[Категория: Стихи]] ''Владимир Маяковский'' '''Летающий пролетарий''' ПРЕДИСЛОВИЕ В "Правде" пишется правда. В "Известиях" - известия. Факты. Хоть возьми да положи на стол. А поэта интересует и то, что будет через двести лет или - через сто. I ВОЙНА, КОТОРАЯ БУДЕТ СЕЙЧАС Когда перелистываем газетный лист мы, перебираем новости заграницы болотной, натыкаемся - выдумали ученые империалистовы: то газ, то луч, то самолет беспилотный. Что им, куриная судьба горька? Человечеству помогают, лучи скрестя? Нет - с поднебесья новый аркан готовят на шеи рабочих и крестьян. Десятилетие страницы всех газетин смерть начиняла - увечья, горе... Но вздором покажутся бойни эти в ужасе грядущих фантасмагорий. ............................... 2125 год. Небо горсти сложило (звезды клянчит). Был вечер, выражаясь просто. На небе, как всегда, появился аэропланчик. Обычный - самопишущий - "Аэророста". Москва. Москвичи повылезли на крыши сорокаэтажных домов-коммун. - Посмотрим, что ли... Про что пропишет. Кто? Кого? Когда? Кому? - Тревога. Летчик открыл горящий газ, вывел на небе раму. Вывел крупными буквами: ПРИКАЗ. МОБИЛИЗАЦИЯ. А потом - телеграмму: Рапорт. Наблюдатели. Берег восточный. Доносим: "Точно - без пяти восемь, несмотря на время раннее, враг маяки потушил крайние". Ракета. Осветились в темноте приготовления - лихорадочный темп. Крыло к крылу, в крылья крылья, первая, вторая, сотая эскадрилья. Еще ракету! Вспыхнула. Видели? Из ангаров выводятся истребители. "Зашифровали. Передали стам сторожевым советским постам. Порядок образцовый. Летим наперерез, в прикрытии газовых завес". За рапортом - воззвание: "Товарищи, ясно! Угроза - Европе и Азии красной. Америка - разбитой буржуазии оплот - на нас подымает воздушный флот. Не врыть в нору рабочий класс. Рука - на руль! Глаз - на газ!" Казалось, газ, смертоносный и душненький, уже обволакивает миллионы голов. Заторопились. Хватали наушники. Бросали в радио: "Алло! Алло!!" Мотор умолк, тревогу отгаркав. Потух вверху фосфорический свет. А люди выводили двухместки из ангариков, летели - с женой - в районный совет. Долетевшим до половины встречались - побывавшие в штабе. Туда! Туда!! Где бомбы да мины сложил арсенальщик в страшный штабель. Радиомитинг. - Товарищи! На митинг! - радио кликал. Массы морем вздымало бурно. А с Красной площади взлетала восьмикрылка - походная коминтерновская трибуна. Не забудется вовек картина эта. В масках, в противогазном платье земля разлеглась фантастическим макетом. А вверху - коминтерновский председатель: - Товарищи! Сегодня Америка Союзу трудящихся навязывает войны! - От Шанхая до ирландского берега - фразы сразу по радиоволнам. Авиамобилизация. Сегодня забыли сон и дрему. Солнце искусственное в миллиард свечей включили, и от аэродрома к аэродрому сновали машины бессонных москвичей. Легкие разведчики, дредноуты из алюминия... И в газодежде, мускулами узловат, рабочий крепил подвески минные; бомбами - летучками набивал кузова. Штабные у машин разбились на группки. Небо кроили; место свое отмечали. Делали зарубки на звездах - территории грядущих боев. Летчик. Рядом - ребятишки (с братом) шлем помогали надеть ему. И он объяснял пионерам и октябрятам, из-за чего тревога и что - к чему: - Из Европы выбили... из Азии... Ан, они - туда навострили лыжи,- в Америку, значит. В подводках. За океан. А там - свои. Буржуи. Кулиджи. Мы тут забыли и имя их. Заводы строим. Возносим трубы. А они не дремлют. У них - химия. Воняют газом. Точат зубы. Ну, и решили - дошло до точки. Бомбы взяли. С дом - в объем. Камня на камне, листочка на листочке не оставят. Побьют... Если мы не побьем.- Вперед. Одна машина выскользнула плавно. Снизилась, смотрит... Чего бы надо еще? Потом рванулась - обрадовалась словно - сигнализировала: "Главнокомандующий. Приказываю: Пора! Вперед!! И до Марса винт отмашет!" Отземлились, подняли рупора. И воздух гремит в давнишнем марше. Марш. Буржуи лезут в яри на самый небий свод. Товарищ пролетарий, садись на самолет! Катись назад, заводчики, по облакам свистя. Мы - летчики республики рабочих и крестьян. Где не проехать коннице, где не пройти ногам - там только летчик гонится за птицами врага. Вперед! Сквозь тучи-кочки! Летим, крылом блестя. Мы - летчики республики рабочих и крестьян! Себя с врагом померьте, дорогу кровью рдя; до самой небьей тверди коммуну утвердя. Наш флаг меж звезд полощется, рабочью власть растя. Мы - летчики, мы - летчицы рабочих и крестьян! * * * Начало. Сначала разведчики размахнулись полукругом. За разведчиками - истребителей дуга, А за ними газоносцы выстроились в угол. Тучи от винтов размахиваются наугад. А за ними, почти закрывая многоокий, помноженный фонарями небесный свод, летели огромней, чем корабельные доки, ангары - сразу на аэропланов пятьсот. Когда повороты были резки,- на тысячи ладов и ладков ревели сонмы окружающих мастерских свистоголосием сирен и гудков. За ними вслед пошли обозы, маскированные каким-то цветом седым. Тихо... Тебе - не телегой об земь!.. Арсеналы, склады медикаментов, еды... Под ними земля выгибалась миской. Ждали на каждой бетонной поляне. Ленинская эскадрилья взлетела из-под Минска... Присоединились крылатые смоляне... Выше, выше ввинчивались летчики. Совсем высоко... И - еще выше. Марш отшумел. Машины - точки. Внизу - пощурились и бросили крыши. Проверили. Есть - кислород и вода. Еду машина в минуту подавала. И влезли, осмотрев провода и привода, в броню газонепроницаемых подвалов. На оборону! Заводы гудят. А краны мины таскают. Под землю от вражьего газа уйдя, бежала жизнь заводская. Поход. Летели. Птицы в изумленьи глядели. Летели... Винт, звезда блестит в темноте ли? Летели... Ввысь до того, что - иней на теле. Летели... Сами себя ж догоняя еле, летели. С часами скорость творит чудеса: шло в сутки двое сполна; два солнца - в 24 часа; и дважды всходила луна. Когда ж догоняли вращенье земли - сто мест перемахивал глаз. А циферблат показывал им один неподвижный час. Взвивались, прорезавши воздух весь. В удушьи разинув рот, с трудом рукой, потерявшей вес, выструивали кислород. Врезались разведчики в бурю и в гром и, бросив громовую одурь, на гладь океана кидались ядром и плыли, распенивши воду. Плавучей миной взорван один. И тотчас все остальные заторопились в воду уйти, сомкнувши брони стальные. Всплывали, опасное место пройдя, стряхнувши с пропеллеров капли; и вновь в небосвод, пылающ и рдян, машин многоточие вкрапили. Летели... Минуты... сутки... недели... Летели. Сквозь россыпи солнца, сквозь луновы мели летели. Нападение. Начальник спокойно передвигает кожаный на два валика намотанный план. Все спокойно. И вдруг - как подкошенный, камнем - аэроплан. Ничего. И только лучище вытягивается разящей ручищей. Вставали, как в пустыне миражи, сто тысяч машин эскадрильи вражьей. Нацелив луч, истребленье готовящий, сторон с десяти - никак не менее - свистели, летели, мчались чудовища - из света, из стали, из алюминия. Качнула машины ветра река. Налево кренятся по склону. На правом крыле встает три "К", три черных "К"- Ку-клукс-клана. А ветер с другого бока налез, направо качнул огульно - и чернью взметнулась на левом крыле фашистская загогулина. Секунда. Рассмерчились бешено. И нет. Исчезли, в газ занавешены. На каждом аэро, с каждого бока, как будто искра - в газовый бак, два слова взрывало сердца: "Тревога! Враг!" Аэробитва. Не различить горизонта слитого. Небо, воздух, вода - воедино! И в этой синеве - последняя битва. Красных, белых - последний поединок. Невероятная битва! Ни одного громыханийка!! Ни ядер, ни пуль не вижу мимо я - только винтов взбешенная механика, только одни лучи да химия. Гнались, увлекались ловом, и вдруг - поворачивали назад. Свисали руки, а на лице лиловом - вылезшие остекленелые глаза. Эскадрильи, атакующие, тучи рыли. Прожектор глаз открывает круглый - и нету никаких эскадрилий. Лишь падают вниз обломки и угли. Иногда, невидимые, башня с башнею сходились, и тогда громыхало одно это. По старинке дрались врукопашную два в абордаже воздушные дредноута. Один разбит, и сразу - идиллия: беззащитных, как щенят, в ангары поломанные дредноуты вводили, здесь же в воздухе клепая и чиня. Четырежды ночью, от звезд рябой, сменились дней глади, но все растет, расширяется бой, звереет со дня на день. В бою умирали пятые сутки. Враг отошел на миг. А после тысяча ясно видимых и жутких машин пошла напрямик. В атаку! В лучи!! - Не свернули лета. В газ!!! - И газ не мутит. Неуязвимые, прут без пилотов. Все метут на пути. * * * Гнут. Командав нахмурился. Кажется - крышка! Бросится наш, винтами взмашет - и падает мухой, сложивши крылышки. Нашим - плохо. Отходят наши. Работа - чистая. Сброшена тонна. Ни увечий, ни боли, ни раны... И город сметен без всякого стона тонной удушливой газовой дряни. Десятки столиц невидимый выел никого, ничего не щадящий газ. К самой к Москве машины передовые прут, как на парад, как на показ... Уже надеющихся звали вралями. Но летчики, долг выполняя свой, аэропланными кольцами- спиралями сгрудились по-над самой Москвой. Расплывшись во все небесное лоно, во весь непреклонный машинный дух, враг летел, наступал неуклонно. Уже - в четырех километрах, в двух... Вспыхивали в черных рамках известия неизбежной ясности. Радио громко трубило: - Революция в опасности! - Скрежещущие звуки корежили и спокойное лицо,- это завинчивала люки Москва подвальных жильцов. Сверху видно: мура - так толпятся; а те - в дирижаблях да - на Урал. Прихватывают жен и детей. Растут, размножаются в небесном ситце надвигающиеся машины-горошины. Сейчас закидают! Сейчас разразится! Сейчас газобомбы обрушатся брошенные. Ну что ж, приготовимся к смерти душной. Нам ли клониться, пощаду моля? Напрягшись всей силищей воздушной, примолкла Советская Земля. Победа. И вдруг...- не верится! - будто кто-то машины вражьи дернул разом. На удивленье полувылезшим нашим пилотам, те скривились и грохнулись наземь. Не смея радоваться - не подвох ли? снизились, может, землею шествуют? - моторы затараторили, заохали, ринулись к месту происшествия. Снизились, к земле приникли... В яме, упавшими развороченной,- обломки алюминия, никеля... Без подвохов. Так. Точно. Летчики вылезли. Лбы-складки. Тысяча вопросов. Ответ - нем. И лишь под утро радио-разгадка: - Нью-Йорк. Всем! Всем! Всем! Радио. Рабочих, крестьян и летные кадры приветствуют летчики первой эскадры. Пусть разиллюминуют Москву в миллион свечей. С этой минуты навек минуют войны. Мы - эскадра москвичей - прорвались. Нас не видели. Под водой - до Америки рейс. Взлетели. Ночью громкоговорители поставили. И забасили на Нью-Йорк, на весь. "Рабочие! Товарищи и братья! Скоро ль наций дурман развеется?! За какие серебреники, по какой плате вы предаете нас, европейцев? Сегодня натравливают: - Идите! Европу окутайте в газовый мор! - А завтра возвратится победитель, чтоб здесь на вас навьючить ярмо. Что вам жизнь буржуями дарена? Жмут из вас то кровь, то пот. Спаяйтесь с нами в одну солидарность. В одну коммуну - без рабов, без господ!" Полицейские - за лисой лиса - на аэросипедах... Прожектора полоса... Напрасно! - Качаясь мерно, громкоговорители раздували голоса лучших ораторов Коминтерна. Ничего! Ни связать, ни забрать его - радио. Видим, у них - сумятица. Вышли рабочие, полиция пятится. А город будто огни зажег - разгорается за флагом флажок. Для нас приготовленные мины миллиардерам кладут под домины. Знаменами себя осеня, атаковывают арсенал. Совсем как в Москве столетья назад Октябрьская разрасталась гроза. Берут, на версты гром разбасив, ломают замков хитроумный массив. Радиофорт... Охраняющий - скинут. Атаковали. Взят вполовину. В другую! Схватка, с час горяча. Ухватывают какой-то рычаг. Рванули... еще крутнули... Мгновение,- и то чересчур - мгновения менее,- как с тыщи струнищ оборванный вой! И тыща чудовищ легла под Москвой. Радость. В "ура" содрогающимся ртам еще хотелось орать и орать досыта,- а уже во все небеса телеграммищу вычерчивала радиороста: "Мир! Народы кончили драться. Да здравствует минута эта! Великая Американская федерация присоединяется к Союзу советов!" Сомнений - ни в ком. Подпись: "Американский ревком". Возвращение. Утром с запада появились точки. Неслись, себя и марш растя: "Мы - летчики республики рабочих и крестьян. Недаром пролетали - очищен небий свод. Крестьянин! Пролетарий! Снижайте самолет! Скатились вниз заводчики, по облакам свистя. Мы летчики - республики рабочих и крестьян! Не вступит вражья конница, ни птица, ни нога. Наш летчик всюду гонится за силами врага. Наш флаг меж звезд полощется, рабочью власть растя. Мы - летчицы, мы - летчики рабочих и крестьян". * * * II БУДУЩИЙ БЫТ Сегодня. Комната - это, конечно, не роща. В ней ни пикников не устраивать, ни сражений. Но все ж не по мне - проклятая жилплощадь: при моей, при комплекции - проживи на сажени! Старики, старухи, дама с моською, дети без счета - вот население. Не квартира, а эскимосское или киргизское копченое селение. Ребенок - это вам не щенок. Весь день - в работе упорной. То он тебя мячиком сбивает с ног, то на крючок запирает в уборной. Меж скарбом - тропинки, крымских окольней. От шума взбесятся и самые кроткие. Весь день - звонки, как на колокольне. Гуртом, в одиночку, протяжные, короткие... И за это гнездо - между клеток и солений, где негде даже приткнуть губу, носишься весь день, отмахиваясь от выселений мандатом союзным, бумажкой КУБУ. Вернешься ночью, вымотан в городе. Морда - в пене,- смыть бы ее. В темноте в умывальной лупит по морде кем-то талантливо развешенное белье. Бр-р-р-р! Мутит чад кухонный. Встаю на корточки. Тянусь с подоконника мордой к форточке. Вижу, в небесах - возня аэропланова. Приникаю к стеклам, в раму вбит. Вот кто должен переделать наново наш сардиночный унылый быт! Будет. Год какой-то нолями разнулится. Отгремят последние битвы-грома. В Москве не будет ни переулка, ни улицы - одни аэродромы да дома. Темны, неясны грядущие дни нам. Но - для шутки изображу грядущего гражданина, проводящего одни сутки. Утро. Восемь. Кричит радиобудильник вежливый: "Товарищ - вставайте, не спите ежели вы! Завод - зовет. Пока будильнику приказов нет? До свидания! Привет!" Спросонок, но весь - в деловой прыти, гражданин включил электросамобритель. Минута - причесан, щеки - даже гражданки Милосской Венеры глаже. Воткнул штепсель, открыл губы: электрощетка - юрк! - и выблестила зубы. Прислуг - никаких! Кнопкой званная, сама под ним расплескалась ванная. Намылила вначале - и пошла: скребет и мочалит. Позвонил - гражданину под нос сам подносится чайный поднос. Одевается - ни пиджаков, ни брюк; рубаха номерами не жмет узка. Сразу облекается от пяток до рук шелком гениально скроенного куска. В туфли - пару ног... В окно - звонок. Прямо к постели из небесных лон впархивает крылатый почтальон. Ни - приказ выселиться, ни - с налогом повестка. Письмо от любимой и дружеских несколько. Вбегает сын, здоровяк- карапуз. - До свидания, улетаю в вуз. - А где Ваня? - Он в саду порхает с няней. На работу. Сквозь комнату - лифт. Присел - и вышел на гладь расцветоченной крыши. К месту работы курс держа, к самому карнизу подлетает дирижабль. По задумчивости (не желая надуть) гражданин попробовал сесть на лету. Сделав самые вежливые лица, гражданина остановила авиамилиция. Ни протоколов, ни штрафа бряцания... Только - вежливенькое порицание. Высунувшись из гондолы, на разные тона покрикивает знакомым летунам: - Товарищ, куда спешите? Бросьте! Залетайте как-нибудь с женою в гости! Если свободны - часа на пол запархивайте на авиабол! - Ладно! А вы хотите пересесть? Садитесь, местечко в гондоле есть! - Пересел... Пятнадцать минут. И вот - гражданин прибывает на место работ. Труд. Завод. Главвоздух. Делают вообще они воздух прессованный для междупланетных сообщений. Кубик на кабинку - в любую ширь, и сутки сосновым духом дыши. Так - в век оный из "Магги" делали бульоны. Так же вырабатываются из облаков искусственная сметана и молоко. Скоро забудут о коровьем имени. Разве столько выдоишь из коровьего вымени! Фабрика. Корпусом сорокаярусным. Слезли. Сорок - в рвении яростном. Чисто-чисто. Ни копотей, ни сажи. Лифт развез по одному на этаж. Ни гуда, ни люда! Одна клавиатура - вроде "Ундервуда". Хорошо работать! Легко - и так, а тут еще по радио - музыка в такт. Бей буквами, надо которыми, а все остальное доделается моторами. Четыре часа. Промелькнули мельком. И каждый - с воздухом, со сметаной, с молоком. Не скукситесь, как сонные совы. Рабочий день - четырехчасовый. Бодро, как белка... Еще бодрей. Под душ! И кончено - обедать рей! Обед. Вылетел. Детишки. Крикнул: - Тише! - Нагнал из школы летящих детишек. - Куда, детвора? Обедать пора! - Никакой кухни, никакого быта! Летают сервированные аэростоловые Нарпита. Стал и сел, Взял и съел. Хочешь - из двух, хочешь - из пяти,- на любой дух, на всякий аппетит. Посуда - самоубирающаяся. Поел - и вон! Подносит к уху радиофон. Буркнул, детишек лаская: Дайте Чухломскую! Коммуна Чухломская?.. Прошу - Иванова Десятого! - - Которого? Бритого? - - Нет. Усатого!.. - Как поживаешь? Добрый день. - Да вот - только вылетел за плетень. Пасу стадо. А что надо? - - Как что?! Давно больно не видались. Залетай на матч авиабольный. - - Ладно! Еще с часок попасу и спланирую в шестом часу. Может, опоздаю... Думаю - не слишком. Деревня поручила маленькое делишко. Хлеба - жарою мучимы, так я управляю искусственными тучами. Надо сделать дождь, да чтоб - без града. До свидания! - Занятия. Теперь - поучимся. Гражданин в минуту подлетает к Высшему сметанному институту. Сопоставляя новейшие технические данные, изучает в лаборатории дела сметанные... У нас пока - различные категории занятий. Скажем - грузят чернорабочие, а поэзия - для духовной знати. А тогда не будет более почетных и менее... И сапожники, и молочницы - все гении. * * * Игра. Через час - дома. Oтдых. Смена. Вместо блузы - костюм спортсмена. В гоночной, всякого ветра чище, прет, захватив большой мячище. Небо - в самолетах юрких. Фигуры взрослых, детей фигурки. И старики повылезли, забыв апатию. Красные - на желтых. Партия - на партию. Подбросят мяч с высотищи с этакой, а ты подлетай, подхватывай сеткой. Откровенно говоря, футбол - тоска. Занятие разве что - для лошадиной расы. А здесь - хорошо! Башмаки - не истаскать. Нос тебе мячом не расквасят. Все кувыркаются - надо, нет ли; скользят на хвост, наматывают петли. Наконец один промахнется сачком. Тогда: - Ур-р-р-а! Выиграли очко! - Вверх, вниз, вперед, назад, - перекувырнутся и опять скользят. Ни вздоха запыханного, ни кислой мины - будто не ответственные работники, а - дельфины. Если дождь налетает с ветром в паре - подымутся над тучами и дальше шпарят. Стемнеет, а игры бросить лень; догонят солнце, и - снова день. Наконец устал от подбрасывания, от лова. Снизился и влетел в окно столовой. Кнопка. Нажимает. Стол чайный. Сын рассказывает: - Сегодня случайно крыло поломал. Пересел к Петьке, а то б опоздал на урок арифметики. Освободились на час (урока нету), полетели с Петькой ловить комету. Б-о-о-о-льшущая! С версту - рост. Еле вдвоем удержали за хвост. А потом выбросили - большая больно. В школу кометы таскать не позволено.- Сестра: - Сегодня от ветра скатился клубок с трех тысяч метров. Пришлось снизиться - нитку наматывать. Аж вся от ветра стала лохматовая.- А младший весь в работу вник. Сидит и записывает в дневник: "Сегодня в школе - практический урок. Решали - нет или есть бог. По-нашему - религия опиум. Осматривали образ - богову копию. А потом с учителем полетели по небесам. Убеждайся - сам! Небо осмотрели и внутри и наружно. Никаких богов, ни ангелов не обнаружено". А папаше, чтоб не пропал ни единый миг, радио выбубнивает страницы книг... Вечер. Звонок. - Алло! Не разбираю имя я... А! Это ты! Привет, любимая! Еду! Немедленно! В пять минут небо перемахну во всю длину. В такую погоду прекрасно едется. Жди у облака - под Большой Медведицей. До свидания! - Сел, и попятились площади, здания... Щека - к щеке, к талии - талией,- небо раза три облетали. По млечным путям за кометной кривизной, а сзади - жеребенком - аэроплан привязной. Простор! Тебе - не Петровский парк, где все протерто задами парок. На ходу рассказывает бывшее в двадцать пятом году. - Сегодня слушал радиокнижки. Да... это были не дни, а днишки. Найдешь комнатенку, и то - не мед. В домком давай, фининспектору данные. А тут - благодать! Простор - не жмет. Мироздание! Возьмем - наудачу. Тогда весной тащились на дачу. Ездили по железной дороге. Пыхтят и ползут понемножку. Все равно, что ласточку поставить на ноги, чтоб шла, ступая с ножки на ножку. Свернуть, пойти по лесу - нельзя! Соблюдай рельсу. А то еще в древнее время были так называемые автомобили. Тоже - мое почтеньице - способ сообщеньица! По воздуху - нельзя. По воде - не может. Через лес - нельзя. Через дом - тоже. Ну, скажите, это машина разве? Шины лопаются, неприятностей - масса. Даже на фонарь не мог взлазить. Сейчас же - ломался. Теперь захочу - и в сторону ринусь. А разве - езда с паровозом! Примус! Теперь приставил крыло и колеса да вместе с домом взял и понесся. А захотелось остановиться - вот тебе - Винница, вот тебе - Ницца. Больным во время оное прописывались солнечные ванны. Днем и то, сложивши ручки - жди, чтобы вылез луч из-за тучки. А нынче лети хоть с самого полюса. Грейся! Пользуйся!..- Любимой дни ушедшие мнятся. А под ними города, селения проносятся в иллюминации - ежедневные увеселения! Радиостанция Урала на всю на Сибирь концерты орала. Шаля, такие ноты наляпаны, что с зависти лопнули б все Шаляпины. А дальше в кинематографическом раже по облакам - верстовые миражи. Это тебе не "Художественный" да "Арс", где в тесных стенках - партер да ярус. От земли до самого Марса становись, хоть партером, хоть ярусом. Наконец - в грядущем и это станется - прямо по небу разводят танцы. Не топоча, не вздымая пыль, грациозно выгибая крылья, наяривают фантастическую кадриль. А в радио - буря кадрилья. Вокруг миллионы летающих столиков. Пей и прохлаждайся - позвони только. Безалкогольное. От сапожника и до портного - никто не выносит и запаха спиртного. Больному - рюмка норма, и то принимает под хлороформом. Никого не мутит никакая строфа. Не жизнь, а - лафа! Сообщаю это к прискорбию товарищей поэтов. Не то что нынче - тысячами высыпят на стихи, от которых дурно. А тут - хорошо! Ни диспута, ни заседания ни одного - культурно! Полдвенадцатого. Радио проорал: - Граждане! Напоминаю - спать пора! - От быстроты засвистевши аж, прямо с суматохи бальной гражданин, завернув крутой вираж, влетает в окно спальной. Слез с самолета. Кнопка. Троньте! Самолет сложился и - в угол, как зонтик. Разделся. В мембрану - три слова: - Завтра разбудить в полвосьмого! - Повернулся на бок довольный гражданин, зевнул и закрыл веки. Так проводил свои дни гражданин в XXX веке. * * * III ПРИЗЫВ. Крылатых дней далека дата. Нескоро в радости крикнем: - Вот они! - Но я - грядущих дней агитатор - к ним хоть на шаг подвожу сегодня. Чтоб вам уподобиться детям птичьим, в гондолу в уютную сев,- огнем вам в глаза ежедневно тычем буквы - О. Д. В. Ф. Чтоб в будущий яркий, радостный час вы носились в небе любом - сейчас летуны разбиваются насмерть, в Ходынку вплющившись лбом. Чтоб в будущем веке жизнь человечья ракетой неслась в небеса - и я, уставая из вечера в вечер, вот эти строки писал. Рабочий! Крестьянин! Проверь на ощупь, что и небеса - твои! Стотридцатимиллионною мощью желанье лететь напои! Довольно ползать, как вошь! Найдем - разгуляться где бы! Даешь небо! Сами выкропим рожь - тучи прольем над хлебом. Даешь небо! Слов отточенный нож вонзай в грядущую небыль! Даешь небо! 1925

Возврат к странице Летающий пролетарий.

copyright 2006 krasnaya-zastava.ru | designed by Digitalien