История мыслечувствования Ордена Часть 1-я

[Олег]

История мыслечувствования Ордена
(рабочий материал)


Начало

Нельзя понять феномен Ордена без того, почему и как наша пятёрка сложилась в 4-8 классах. Почему Андрей, ты и я начали писать в 7 классе, без того, почему мы так много рассказывали друг другу о фильмах (помнишь «300 спартанцев» и «Спартак» как ты мне рассказывал?). Я даже запахи помню, помню как ты не любил скрипучие звуки, тебя нервировало это, и как я порой шалил - специально пенопластом скрипел; в общем, я зараза. Как много мы говорили. Я вот подумал - у нас была культура разговора, столь удивительная для молодых людей. Именно из нее, из желания делиться родилось желание вместе клеить модельки, потом первые повести, игры в солдатиков. Тут и разговоры с Маркелычем о термоядерной реакции. Тут и Лермонтов. Помнишь, как ты заставил меня полюбить Лермонтова, вернее - его Печорина. Я был не готов к уроку по “Бэлле”, а ты мне ее рассказал на перемене, да так, что я, придя домой, перечитал всю повесть. С тех пор Печорин стал вехой в жизни моей, нашей, да и всего Ордена.
Параллельно - Любовь к Истории и Ефремов.

Английское дерево

Помню это жаркое лето 1985 года. Я был в пансионате.- безделие, пляж. Много читал исторические романы - о казаках, что брали Азов, о восстании на Тагильских заводах. Именно тогда должны были происходить истории с “Ольгой”, ты помнишь?!!!! Хотелось чего-то особенного. Словно скопилось... Потом я сидел дома. Ты был тоже дома, все остальные в разъездах. Мы с тобой тогда не сильно общались, как-то казалось - вроде не о чем, это потом в Ордене ты стал тем Славутичем, который словно гора обгонял всех вокруг по неугомонному росту личности. А тогда все как-то текло у тебя вяло и тихо. И вот - звонок телефона. Марик вернулся из летней поездки. Я говорю - приходи, - и через 15 минут в дверь позвонили. Я как-то взволновался. Словно предчувствуя, что что-то должно сейчас произойти. Когда я открыл дверь, я его даже не узнал. Он словно вытянулся и поздоровел, хотя о нем это трудно было сказать J ...Тут я понял, что соскучился по нему. Мы сели и долго говорили у меня в большой комнате. Говорили о том, как провели время, о том, что за это лето что-то изменилось, что нужно как-то сильнее жить, интереснее, нужно помогать друг другу, и за те 2-3 часа разговора мы придумали, что будем совместно изучать английский, помогая друг другу. Потом наша фантазия разрослась до изучения всех наук - и вместе их изучать. Так английский стал стволом, а все науки, литературные вечера –ветвями. Вот вспомнил – да, ты прав, именно тогда мы решили о совместном чтении, кажется, чтоб время экономить, походах в музеи, о слушании музыки. Мы говорили не о себе, а о всех ребятах, кто захочет, но как-то казалось, что захотят все. Еще в начале разговора мы были как все, а к концу разговора нам виделось, как мы за два школьных года обгоняем сами себя. Родилось Английское Дерево. В нем было пока просто совместное изучение, но за ним было что-то большее, пока не высказанное. Так, насладившись планами, мечтами и новой своей будущей жизнью, мы решили позвонить тебе.
Я или мы с Мариком позвонили тебе, было уже около 4-х часов, мы договорились встретиться. И ты пришел, не помню, как ты отнесся к этому ко всему, но как-то все гладко полилось. И я следующее, что помню - это мы собрались во дворе и, столкнувшись с проблемой, что нам надо сидеть, попросили табуретки через мой балкон. Они как-то странно смотрелись в моем огороде, и мы, сидючи, слушали первый твой рассказ. Ты говорил о романе Стругацких «Трудно быть богом», мы просто впитывали, еще не было оценки, не было высот Ефремова и Грина, мы были в начале, но мне в память тот теплый и беззаботный вечер врезался на всю жизнь. Твой рассказ, наши комментарии и нежелание расходиться.
Чуть ли не на следующее утро мы запланировали сделать стол. Из картона и массы ножек мы соорудили что-то смешное. Как я люблю наши бакинские солнечные утра! Мы фотографировались на фоне того самого стола с многими ножками в тот же вечер, потому что уже позже мы приняли решение делать новый; во всяком случае, вы с Мариком присмотрели где то на «круге Украины» доски и бревна, и через некоторое время мы решили их стащить. Но до этого была такая история: мы потеряли в первый день плоскогубцы, потом, спустя какое то время, нашли их в траве. Но на фотографии «Огород-1» видно, что они лежат на скамейке. Потом, когда Марик ее проявил, мы смеялись. Потом мы соорудили второй стол - уже серьезный - и скамейки у нас не на кирпичах стояли. Помню, мой папа все добродушно подшучивал над нашим творением и комментировал его, а мы упорно сколачивали столешницу. И вечером уселись за нее. В шахматы мы играли с тобой, Славутич, за этим столом.
Эти наши с тобой игры, когда ты тянул с ходом, а я в нетерпении топал ногой, мне душу греют. Тогда же и Марик нас обыгрывал. Он был Ас. Но пару раз мы у него выиграли все же. Не знаю, мне кажется, мы с тобой, Славутич, больше вместе проводили время. Он чаще уезжал на пляж, а мы по жаре ходили в книжный, говорили об искусстве, литографии ты учил меня рисовать. Эти рисунки до сих пор у меня хранятся. Об этом этапе я уже писал.
Сколько было разговоров о мире и о будущем…
Но все они отличались одной чертой - мы мыслили себя вместе словно навсегда…
Шли счастливые дни, должны были приезжать Леша и Андрей.
День в самом разгаре, их-то всего было дней десять, может - больше, может – меньше, но именно тогда все и случилось. Скрепы в душах образовались. Можно было сидеть в квартирах, но огород был первым пристанищем Ордена. В нем мы были дома. Потом были другие временные пристанища - наши квартиры пока нет родителей, Пансионат, комната на Юбилейке в Ташкенте, где мы втроем жили, и конечно Паркентский, квартира Андрея на Юнусобаде, Алгоритме, Участок, куда ты вернулся из армии, квартира уже Наша на Высоковольтном - это было настоящее пристанище - и сейчас строится ДОМ. А тогда нашим домом был огород, мы смотрели тогда книги и по физике, и по химии, и по истории, и по литературе. Мы были всеядны. Ты рисовал из книги «Таис Афинская», эта книга еще только осознаваема мной, а для тебя только картинки, учила нас «линии», красоте, мысли о том, что красота обязательно должна быть добра, а иначе это неправильно – болезнь. Мы грезили об идеале, еще нет в голове у тебя Ефремова, но есть предчувствие его красоты.
Марик - он у меня в это время ассоциировался с интересом к тому, что он скажет, подумает, мне было с ним интересно по-другому, он был авторитетом, да и втроем как-то веселее, чем вдвоем, все же коллектив.
За эти дни мы сплотились, и приезд Лехи и Андрея воспринимался как нечто особенное, это были еще два человека, которые должны были либо разделить с нами наше начинание, либо отвергнуть. По большому счету ничего особенного не происходило, мы запланировали, что начнем работать с началом нового учебного года. Леха тогда приехал после молодежного фестиваля, и весь был пронизан новой музыкой, девочками московскими, анализом их нравов в отличие от бакинских, нежеланием жить в Баку и т.д. Все это было полным диссонансом на фоне нашей погруженной в себя жизни. «Жизни здесь и сейчас». С не меньшим напряжением ожидался приезд Андрея. Я не помню, где он был, но напряжение было вызвано тем, что мы хотели показать ему то особенное отношение, что сложилось между нами. Нам не хотелось, чтоб те легкомысленные отвязные шутки, неуважение, что он проявлял к некоторым из нас, дальше продолжалось. Нам хотелось как бы вытянуть отношения на новый уровень.
В памяти ветреный день, когда мы идем вчетвером за домом Лехи и Марика, по направлению к кинотеатру «Баку» и говорим ему об Английском дереве. Он как-то воспринял, в отличие от Леши, с энтузиазмом и легко влился в новый мир.
Фотографии с Лешей в огороде и все вместе в троллейбусе - это последние дни лета. Такими, но уже впятером или вчетвером, все зависит от того, как относиться к Леше, тогда мы запечатлелись.
Можно многое вспоминать, если помнишь, а вот я почти больше ничего и не помню. Эти месяцы с 1 сентября до 18 декабря у меня не остались в памяти. Наверное, мы периодически занимались, я еще не преподавал английский, так как еще не ходил к репетитору, у нас не было тренировок. Факт, что мы стали теперь чаще собираться все вместе, раньше все-таки мыслились мы раздельно: я с Мариком, я с Тобой и мы с тобой с Андреем. А вот что главное произошло - вокруг Английского дерева стала складываться наша дружба. С этих позиций никогда не воспринимал то лето. Ведь вспомни: до этого мы все вместе и не собирались. Так, иногда. А Леша вообще был для тебя чужой человек. Может, я что-то путаю? Как странно получается, не будь той встречи летом, все было бы по-другому. Да и что было общего между тобой и Лешей, тобой и Мариком? Я же помню как все это было.
Саша, я понимаю, что, наверное, трудно читать о другой жизни, но судя по твоим столь теплым словам о не «орденском поведении», по твоим «Хайрэ!» в конце каждого письма, ты чувствуешь много о нашем и, надеюсь, твоем Ордене. И это дает мне право с легкостью, как старому приятелю рассказывать тебе о нас, как я это помню, как это знает Нигора из наших рассказов.
Вернусь к теме. Важно то, что теперь появилась некая скрепа, что сблизила нас столь разных. Я всегда говорил, что до Ордена наша дружба походила на ножницы - и я в центре как гвоздик, так как через меня Леша знал тебя и Андрея, а вы Марика и Леху, но после все изминилось. Да, пусть Леша не стал до конца вдаваться в непонятные ему новые отношения, но ему в них было хорошо, мы были вместе, перестали материться, появились разговоры о большем, чем просто развитии. Он их не очень, может, слушал, но как-то все вместе… Шла осень 1985 года. Приближался декабрь….
Трудно мне вспомнить это время. Хорошо помню отдельные эпизоды и картинки, но вот эти 3,5 месяца почти не помню. Мы еще не разработали жесткой структуры занятий, мы не собирались часто, дисциплины не было никакой. Вот одна из картинок: мы сидим у Марика и слушаем что-то из рока - то ли «Scorpions», то ли что-то иное - и говорим, что наша – само понятие НАША - музыка наполнена смыслом, что у «них», мол, одни звуки и музыкальность, порой бессмысленность и низменные чувства, а наша музыка – это, мол, всегда и смысл, и музыка. Интересно, что мы противопоставляем Западу: «Машину времени» и прочее. Хотя это все больше прозападная музыка была, но для нас, наивных парней, это наряду с Кобзоном каким-нибудь и фальшивых, как нам казалось, ВИА - типа «Голубые гитары» - было единым нашим, советским. Мы росли как сыновья своей Страны, воспитанные и верящие в то, что говорят по телеку или что показывают в фильмах. Лично я помню, что болеть за нашу команду по хоккею было делом чести, а болельщики за канадцев уже тогда не любили нашу действительность. Еще было что-то другое, хотелось изменить вою жизнь и привести ее в иное состояние. Но точно не было какой-то идеи. Просто развитие.
Мне стыдно, но из эти месяцев с сентября по 18-20 декабря 1985 года я вспомнить ничего не могу.
Ясно одно - что это положение начинало раздражать, да и мы в это время ощущали новое за эти месяцы: не просто идея саморазвития, а некая общая идея – протоидея - стала проклевываться. Ее я оговорил и скоро вышлю, когда буду про первый листочек писать, но со всей ответственностью могу сказать, что она еще не была сформулирована.
Опишу последнее, что я помню. Был декабрь накануне того самого дня когда мы задумали Орден. Мы были на БЗСА, то есть на практике. Тебя, Славутич, там быть не могло. Помню, мы вышли на остановку ожидать автобус и тут Марик вспомнил про статью в газете, которую он прочел о ребятах вроде бы из Днепропетровска, если мне не изменяет память; они называли себя «Орден», они бегали всей компанией по утрам, они читали вместе «Капитал» Маркса и занимались все вместе. Марик сказал, что наша посиделка типа Английского дерева слаба, нам надо как у них. Чтоб мы были больше организованы. Я сказал: «Давай вечером собиремся». Он говорит, нам нужен документ. Андрей поддержал и сказал: «Давайте у меня вечером, сегодня родители на НЗС уехали».
Был холодный серый день с ветром, приехал «ЛиАЗ», руки пахли маслом от двигателей, которые мы собирали на заводе. И предчувствие нового этапа. Правда, не было чувства чего-то особенного. Я не помню, как провел день. Помню, что мы не хотели, чтоб Леша узнал про наши планы – мол, будет смеяться - и ему не позвонили. Ты откликнулся сразу. Помню уютную вечернюю квартиру Андрея, очень как-то вольно и свободно на душе. Мы сидим и начали писать строчки, их начал писать Марик. Я добавлял что-то, что-то Андрей, я не помню, потом пришел сам Леша, все как-то скомкалось. Андрей пошел отвлекать его игрой на гитаре. А в конце, когда написали, ему сказали. Помню, Марик своей рукой написал одно число, его поправили - он изменил с 18 на 19 декабря и записал: «Вступает в силу». Андрей сказал: «В 12 00 я перевернусь в кровати, я проснусь новым человеком…» На душе у меня стало как-то торжественно и радостно.
С этого дня несоблюдение пунктов влекло суровую кару. Не помню, правда, какую, по-моему, после трех или пяти предупреждений - выгон.
В 6 утра мы должны были собраться бегать… Наступала ночь, мы разошлись…
Рождался Орден - главное дело моей жизни…


I этап истории Ордена

Первый Листок

Сейчас мы подходим уже не только к чувствам, но и к серьезной рефлексии, кто мы. Твое последнее письмо от 8 числа и мое письмо от 1-го - как раз яркие образцы того, что началось. И это очень хорошо. Но всё может свалиться только к воспоминаниям, а нужно и совместное понимание того, что же было. Во-первых, ты многое сваливаешь в кучу. Это понятно - мы сами многое не помним, но сейчас важно все вспомнить и понять. Помните, как аббат Фариа в «Узнике Замка Иф» заставлял вспоминать Дантеса и уверял, что через это приходит свобода. Я начинаю подробно, основываясь на уже присланном вам тексте Истории Ордена, по частям в хронологическом порядке разговаривать о нас. Только тексты эти мы будем перерабатывать, делать удобочитаемыми, потому что раннее нагромождение мыслей и чувств под названием «История Ордена» тяжело даже нам самим читать.
День создания Ордена – 19 или 20 декабря 1985 года (как мы потом считали). История Ордена началась с тетрадного листка, на котором были написаны основные представления об Ордене.
Вот сам перепечатанный документ, сканеры которого мы уже не раз отсылали. При прочтении нижележащего текста будет удобно обращаться к этому варианту.
ПРОГРАММА И УСТАВ
Член (Ордена) должен быть:
1. Всесторонне образованным.
2. Физически развитым.
3. Волевым человеком.
4. Выделяются ответственные по изучению определённых наук.
5. Отрицание подражания западному и бессмысленному искусству.
6. Признание советского искусства.
7. В действиях придерживаться принципа демократического централизма.
8. Орден не обособляется, возможно принятие новых членов независимо от пола, искренне признающих все вышеуказанные пункты.
9. Каждый должен быть политически образован, а значит и уважать своё правительство.
10. К концу 9 класса должен выявиться, после полного собрания состава, идейный руководитель.
В силу вступает с 18/XII-85 год. (это перечеркнуто и стоит дата «19/XII-85 год.», которая, в свою очередь, тоже перечеркнута).
Данный решение вступает в силу с...

Итак, первый пункт, есть цель Ордена. Она еще не оформлена, еще нет слов о том, что мы хотим достичь чего-то особенного, что мы, например, хотим приблизиться к какому бы то ни было идеалу, или создать из себя что-то. Ни о какой нашей атмосфере тоже речь не идет. Речь идет о том, что ЧО (член Ордена) должен быть всесторонне развитым, но нет еще задокументированной причины, для чего это надо, нет идеи развития, нет замаха на что-то более крупное, нет задач преобразования, изменения окружающей дей ствительности и тому подобного. Может, все это есть, но в интуиции. Само собой разумеется, что есть страна (Советский Союз) с передовой идеей, как мы считали, которую надо реализовывать, надо не открывать, а стать. Это очень важно - мы еще не создатели, мы вначале только реализаторы. В рамках некой атмосферы - нашей Родины и нашего детства и юности.

Именно всестороннее образование подразумевается как создание базы для реализации установленных идей. Что под этим термином подразумевалось? Науки, возможно - философия (причем философия в марксистском смысле как раздел научного мышления, а не религиозного или эзотерического, мы этого пока просто не знаем) и искусство. Нет религии, нет философии как проявлений «духовного», в смысле – религиозного, поиска. Отсутствует само проявление идей о нравственном и духовном поиске, восхождении, развитии, нет идей о добре и зле, и тем более о боге, душе, духе, грехе.
Ну, с богом вроде, да и с душой, как и с духом, все понятно, отчего их тогда не было. Но нет слова о добре и зле, и тут важно оговориться, что страна, в которой мы жили, воспринималась как гарантия и в идее, и в источнике своем, как проявление определенной атмосферы дома, добра, понятности в целях и средствах реализации этого добра. Не имело смысла говорить о достижении этого добра, о смысле его, какое оно должно быть, все есть, надо стать истинным сыном страны, и тогда все будет реализовано. Именно поэтому, как нам кажется, у нас - школьников-бакинцев сходного социального и материального статуса - не было в начале потребности творить свой особенный мир, например, как у каких то сектантов или фанатиков идей и веры. Мы в традициях Английского дерева не открывать новые какие то законы и правила собрались. Мы собрались стать некими новыми людьми, но новыми в наших советских рамках. Ибо формальность позднего Советского общества нас угнетала. Поэтому с теоретической точки зрения можно сказать: не открывать, а стать мы тогда собирались. Это первая характерная черта!
Но вот всестороннее образование - оно словно что-то не из мира принятых способов в достижении идеала советского человека. Это никак не походило на привычные способы достижения, известные нам по нашим советским фильмам и рассказам и прочее. Это был Ефремов… Еще не сказанный, но уже сидевший в основе. (Хотя это относительно, так как о Ефремове тогда мы еще мало говорили, это я мог много говорить, но чтоб для всех? Это вряд ли. Ты, Славутич, сталкивался с ним по книгам о Таис и Лезвии, о которых я рассказывал, с рисунками, которые ты срисовывал - и все. Сам Ефремов только через год станет у нас актуален, и то не для всех. Я не могу согласиться в том с тобой, Славутич, когда ты пишешь о Ефремове в самом начале.)
Итак через науку, через некоторый рационализм и даже зачатки позитивизма мыслили мы свое приближение к идеалу. Все это под соусом некоего примитивного понимания материализма, общепринятое оперирование марксистскими терминами и понятиями (понятые на бытовом уровне) в философии.
Как нам кажется, наш взгляд на науки, самообразование, рационализм как главный способ в достижении наших целей – это от Ефремова, а наше общее мировоззрение, если его на том уровне можно обозвать эти словом, - от страны, родителей, воспитания, школы. Немного о философском взгляде, он был, как сказано, от Ефремова во мне, но был ли он в ребятах? Откуда он в Марике?. Тут надо думать, возможно, он тоже отчасти от страны, некий заменитель религиозной идеологии в любом государстве.
Второй пункт – физическое совершенствование - не рассматривается как нечто самостоятельное, хотя и выделялся в самостоятельный пункт, он более как дополнение на уровне двойственности в представлениях о структуре человека: разум-психика с одной стороны и тело с другой. Для достижения определенного, правильного, наиболее дееспособного ,полезного для дела состояния нужно всестороннее образование на уровне ума, чувств и физическом. Желательно развитие и образование как тела, так и его способностей.
Третий пункт о воле, это как бы первая и единственная качественная характеристика человека, которая требовалась от нас. И причем не доброта, не что-то подобное морали, а именно воля. Как уже сказано выше, все в данном документе из целей Ордена носило более прикладной характер для достижения чего-то неопределенного, ясного для всех и поэтому не оговоренного, и поэтому такая качественная характеристика, которая должна быть у члена Ордена, она не что-то, что нужно достичь, а то, что должно быть для работы дееспособного механизма. Воля как то, что позволит достичь, а не как самодостаточное, само цельное качество. И если ее нет, то нужно скорее приобрести, потому что отсутствие ее мешает. Нет, конечно, нельзя сказать, что это качество не обладало определенной самодостаточностью. Оно, конечно, отчасти было и определенным идеалом, возможно, с ним связывались определенные целеустремления, но все же это прикладная характеристика.
Четвертый пункт. Сразу видно, что у нас все смешано, сам документ называется «Программа и Устав» вместе. И четвертый пункт - это какая-то несуразица, ибо вначале идут цели, а потом однопорядково черты нашего устройства. Выделяются ответственные по изучению определённых наук. Тут нет слова о физической культуре, но она подразумевалась и ответственный сразу же появился. Это был Андрей - по карате. Важно отметить, что для достижения первого пункта мы считаем, необходимо, именно совместное общественное занятие, столь естественное для друзей, и казалось бы, понятное. Вначале, когда было Английское дерево, это было именно так и именно взаимопомощь лежала в основе Английского дерева. Там все тоже не так просто, т.е. мы развиваемся в сторону образования - знания языков, наук, художественной литературы, наверное, на уровне посещения выставок искусств. Но тут Марик принес Орден, и появляется само понятие «Член Ордена Должен Быть» и.т.д. Т.е. должен, мы вместе постановили. Тут уже сообщество, некое уважение к этому сообществу, оно свято. Оно помогает, оно тянет вперед, в будущее. Оно - это лучшее в нас, честное, сильное, доброе. Оно же и отличает нас от других. Мы смогли до этого дойти, значит, мы отличаемся, возможно, что мы и лучше. И только слабости, лентяйства мешают нам. Итак, мы должны обладать этими качествами... и непонятно, а если я не обладаю - являюсь ли членом Ордена? Да, являюсь и признавая их, что это ошибка. Этот подход хорошо читается и в основе, с которой многое писалось, - в уставе ВЛКСМ. «Как же, я не достоин, а вы меня берете, я не тот, каким должен быть, а вы меня взяли!» В ответ: «Ничего, станешь».

Остальные пункты рассмотрим вместе. В действиях придерживаться принципа демократического централизма. Сразу видно что здесь не просто, да и устав с программой писать ни к чему, да и всесторонне образованным ни к чему, если это просто было целью подтянуться в школе. Орден не обособляется, возможно принятие новых членов, независимо от пола, искренне признающих все вышеуказанные пункты. К концу 9 класса должен выявиться, после полного собрания состава, идейный руководитель.
Влияние истинности демократического централизма как идеальной структурной системы. Думается, понятно, откуда ветер дует – Устав ВЛКСМ. Этот пункт был базой, обеспечивающей реализацию первых целевых программных пунктов. Да, заметно, цели вроде бы лишены политической и идеологическо-философской окраски, и тут создана организационная база, которая совсем необязательна. Да и еще такая база, которая на самом деле создавалась в Партии и ВЛКСМ более для принятия экстренных мер в напряженной обстановке, где нужна дисциплина, взаимоподчиненность и т.д. Эта база совсем не соответствовала нашим задачам. Эти противоречия выльются и будут решаться в первом и во втором «Словах». Т.е. не тот механизм был выбран под реализацию наших идей. То есть самосовершенствование через дружескую общественную помощь. Пока, как видите, никаких общих задач не стоит, кроме как взаимосвязанное движение куда-то, по пути, надо стать таким-то и таким-то. Не знаю, чье это влияние, но пункт этот был пережат более в сторону партии, организации, чем чего-то иного. Как уже писалось, наблюдался перекос в сторону не организма-механизма, а в сторону механизма-организации (см. идеи Марика-Олега на совете в апреле 1992 г), отчасти это из-за игры. Ну ведь интересно же что-то такое состряпать, да и еще и числиться кем -то, помимо того кем ты являешься, но в натуре, чтоб в всерьез, а не как «комсорг» какой-нибудь. Интересен тут тезис, что принятие новых членов должно было закончиться (хотя писать, что принимать новых людей, чтоб Славик стал «качком» («накачанным», физически развитым) - это не связано, и отчего это понадобилось, тоже, надеюсь, понятно) и причем вскорости, к концу 9 класса, тут уже идейный руководитель, для чего, «куда он нас должен был руководить» - непонятно, но понятно, что есть перекос. Тут и игра, и потребность как-то сорганизовать нас всех решать непосредственные задачи, сиюминутные споры. И в тоже время две базы, две составляющие Ордена. Мы, не осознавая, состояли из двух синкретично связанных, из-за неразвитости, половин: «Вернадский-Ефремов» и «Ефремов-Ленин». Тут надо понимать, что мы тогда о Вернадском не говорили, а Ефремов не выкристаллизировался. И все это - как условные символы. Но примерно так. Но не надо забывать о разговорах и о «Камо Гредеши», и о том, что в нас есть «и идеалисты, и материалисты», и что это было бы хорошо, и позже о спорах с католиками, и что мы настоящие верные сыны страны, и даже, может быть, комсомольцы. Все отсюда, но все это потом. А сейчас котел потенций несказанных, но с намечающимися тенденциями и силовыми линиями.

Пункты 5, 6 и 9 хорошо подтверждают вышесказанное о нас и стране, что породила нас. Патриотизм с советским лицом и державность. Отрицание западного подражания и бессмысленного искусства. Признание советского искусства.

«Каждый должен быть политически образован, а значит и уважать своё правительство». Как уже писалось, формально не отражены другие качества человека, кроме воли и патриотизма и преданности идеям нашего государства. Это мыслилось, возможно, и под влиянием Олега, как политическая грамотность и, мол, мы за наше правительство. Тут, как и во всем документе, некая наивность и ограниченность, но чего вы хотите! Мол, раз полит образован, значит и уважай. Но вытекает отсюда в основе именно то, о чем написано выше. Да, эти пункты самые неинтересные и менее всего они влияли, хотя влияли. Они косвенно отражали некие умеренные политические взгляды как у кадетов начала века (кадеты - конституционные демократы - то есть менять в рамках системы. К таковым в дореволюционной России принадлежал Вернадский, к таковым принадлежал, условно, при жизни и Ефремов, только он конституционно относился с Советскому союзу и компартии)...
Эти пункты как отражение нас как новых людей своей страны, об этом уже писал выше. Это тоже качественные характеристики. Во всяком случае, во взглядах на искусство. Мы искренне верили и верим в наше советское в лучших проявлениях, и в то западное, которое даже в лучших проявлениях уступает нашему. Два пункта как отражение некоего «диктата мировоззрения». Этому мы не следовали, но часть из этого «диктата», что ощущалась правильно и с патриотической, и с фундаментальной коммунистической точки зрения, выльется у всех в ощущение потерянной родины и света – СССР - и того нового, что также было потеряно, и не было никогда и нигде, и отчего мы все стали, кто в большей степени, кто в меньшей - несчастны, в этом смысле.
Вышесказанное говорит нам о том, что создан механизм далеко не под те цели что оговорены, именно под те не оговоренные, но всеми в той или иной степени понимаемые, ощущаемые цели, для которых это все и начиналось,
Мы со своим Орденом, представлявшим на тот момент котел потенций несказанных, но с намечающимися тенденциями, были встроены в неудовлетворяющую до конца нас систему нашей страны (которая нас – Орден - и породила) для достижении определенных человеческих качеств, возможно - для достижения несказанного идеала человека, и взаимоотношений между людьми.
Мне кажется вышесказанное важным для понимания нас в 1985 году.

Жизнь в Ордене до написания первого устава в Желтой тетради

Я действительно помню, что принципиально наша жизнь не изменилась, но что изменилось, так это мы сплотились, мы стали уже окончательно четверкой или пятеркой с учетом Леши. Мы и бегали и нет. Гордыня моя и лень моя заставляла, как ты правильно описал, «выкобениваться». Выгоняли Андрея и опять брали-прощали. Но наказаний мелких в начале я еще не помню. Было одно наказание - выгон и полное презрение и не оказывание помощи. Помню, первый раз как выгнали Андрея. Он все говорил, что без будильника не встает и шутя просил купить ему будильник, но вот он не пришел в третий или в пятый раз подряд или как там с условиями было и наутро в школе он автоматиччески оказался вне Ордена. Мы пришли, и он нерешительно так подошел и когда увидел, что все серьезно, стал делать вид, что все это ерунда. Постепенно то один из нас, то другой заговаривали с ним. Но кто сразу демонстративно шутил над всем этим, так это был Леша. Он подсел - и они с Андреем шутили на эту тему. После того, как я увидел, что ты, Славутич, со своим мягкотельством на третьем или даже втором уроке говоришь с ними, я стал говорить, что мы предаем сами себя и свои решения, но все как-то воспринималось вяло. Совсем не помню, как Марик вел себя.
Для себя я решил и, помню, сказал вслух, что раз так, то и я буду нарушать и доигрался до выгона. Я помню некрасивые поступки со своей стороны, но это было позже. Уже после прихода Игоря.
А до того, как меня выгнали, встают в голове воспоминания, как мы писали в дополнение к нашему первому листочку первый устав, где прописали структуру Ордена. Мы занимались карате и в один вечер после тренировки и показательных спаррингов сели и в желтой Андрея тетради по английскому (которая сейчас лежит перед глазами) написали еще один документ. По-моему, тебя, Славик, не было. Ты ушел. И мы втроем – я, Марик и Андрей - задумались над структурой нашего сообщества. Они оформляли, структурировали орденскую жизнь по пути организации-администрирования, как потом это мы называли. Сюда входят Устав в Желтой тетради, написанный рукой Андрея у Марика дома, с дополнением к нему, приписанным рукой Олега (когда это дополнение было сделано, не помним, то ли сразу в тот же день, то ли в контексте этого устава, то ли потом независимо, то ли работая над другим чем-то, может быть, даже печатным уставом, хотя последнее наименее вероятно). Этот документ должен был оформить наши взаимоотношения, узаконить те или иные договоры в процессе работы в Ордене и так далее. Это был уже устав. В чистом виде. О нем в следующем письме. Сейчас мы его сканируем. А после него комментарии отошлем.
Мы писали об общине, ведь до ужаса странно, как мы формулировали нашу структуру, почти полностью копируя родовую общину по устройству. В это время еще не было Магистров в Ордене. С этого вечера появилась структура…
После этого вечера действительно стали появляться мелкие наказания за непослушание. И прочее. Интересно то, что поведение на уроке нас, пацанов, привыкших шалить и не слушать, еще не регламентировалось вначале, а позже мы выделяли отвественных, которые следили, кто как слушает. А представьте урок по физике. У нас был учитель, который не владел ситуацией в классе, и сам бог велел отдохнуть, но мы как каменные слушали, и отвественный за предмет и отвественный за день следили. Порой, помню, мне Марик говорит: «Ты же отвественный за день, что же ты не слушаешь сам?» А я отшучивался, мол, гвалт стоит в классе, невозможно. Марик обижался, и правильно. Но после Желтой тетради он мог теперь назначить наказания. Но сами наказания были еще не так последовательны. В общем, все как то вяло.
Немного сумбурно. Дело в том, что я более или менее хорошо помню, как мы жили после Желтой тетради и до Игоря. Вот отошлем теоретическую часть и сам документ, а потом расскажу.
На этом все. Вспоминай, Славутич, что еще было в этот период и не сваливай все в кучу. А то тебя послушать, так мы в 9 классе прямо гении, всё обмыслившие.
Еще важный момент хочется отметить, чтоб шел анализ информации. Это хорошо, что вы на кассету отвечаете, но анализировать живой текст и печатное слово - это не равнозначно. Написанное слово - это осмысленный труд. Ты как бы за него отвечаешь, ты его сформулировал. А вот монолог - это что пришло в голову, то и говорю. Больше похоже на воспоминание. А не на анлиз. Мне кажется, что в письме про первый листок очень важен анализ, показывающий, с чего мы начанали. Что нам исконно было свойственно, а что нет, ведь потом такие ветры задули, что страшно вспомнить. И очень важно анализировать, что правильно с первоначальной позиции первого листка и что не верно, а наоборот, предательство. Важно анализировать, а все ли с позиций сегодняшних там верно - не в смысле все есть, а в смысле – то, что есть, все ли верно. Давайте давать оценку.
Очень ждем кассету. Скоро ли?
Давайте анализировать полнее и прочувствовать полнее. Ведь пойдут новые документы, все будет другое и новую информацию надо будет анализировть.
Сейчас это самое главное для возрождения Ордена.


Анализ с теоретической точки зрения первых уставов

Следующими документами была группа уставов, принятых и оговоренных уже после написания первого документа.
Их два, с дополнениями. Они оформляли, структурировали орденскую жизнь по пути организации-администрирования, как потом это мы называли. Сюда входят устав в Желтой тетради, написанный рукой Андрея у Марика дома, с дополнением к нему, приписанным рукой Олега (когда это дополнение было сделано, не помним - то ли сразу в тот же день, то ли в контексте этого устава, то ли потом независимо, то ли работая над другим чем-то, может быть, даже печатным уставом, хотя последнее наименее вероятно), и документ после собрания и утверждения Ордена, с подписями всех, напечатанного. Олег его создал и подписали. Наиболее безликий, кстати, из всех документов. Эти документы должны были оформить наши взаимоотношения, узаконить те или иные договоры в процессе работы в Ордене и так далее.
Эти уставы мало чем интересны в смысле воззрений на идеологическую базу. Они должны были, как уже сказано, оформить, наш постоянный процесс работы. Что было делать с тем, когда не становились мы через три месяца после 20 декабря или еще быстрее (короче) теми, кем мы должны были быть. Ни волевых людей, ни особенных не только успехов, порой и потуг в направлении всесторонности или «накаченности» не было. Как-то надо было эту волю и прочее доводить, хотя, конечно, и элемент игры или заорганизованности тоже был. Хотя, именно, какие-то такие вещи будут лежать потом в основе представлений о течении, разных орденах, организации новых людей, т.е. некие моменты администрирования. Да и что говорить, эти документы были «правовой базой», как сейчас говорят, первые полтора года Ордена и жизни в нем, вплоть до разъезда. И не учитывать их отпечаток в истории Ордена нельзя. Давайте осмыслим их.
1. Вводится общинная система. То есть Магистр - как вождь, Лидер - как старейшина, и сама Община, состоящая из рядовых членов. Причем они обладали меньшим правом в голосах, нежели Магистр или Лидер.
2. Вводится понятие голосования (важно отметить, что до этого все вопросы решались без этой процедеры, и потом много позже вопросы решались путем приходя к единой точке зрения).
3. Власть, иерархия стало быть.
4. Так же совет, как главная инстанция в принятии коренных решений в Ордене.
5. Вводятся права и обязанности.
6. Ответственные за занятия.
7. Вводятся наказания, вплоть до выгона, когда уже никакой помощи и презрение как к предателю.
8. Вводятся, уже рукой Олега, положения о том, кто может быть Магистром, Лидером, или просто членом Ордена, но особенно не оговаривается. Руководить надо Магистру в соответствии с честью и совестью
9. То есть наряду с волей как механизмом достижения цели, а не качественной характеристикой цели, вводятся еще качественные характеристики, которые уже, правда, несут самостоятельное значение. Таким образом, воля из Первого листка и честь и совесть как требования к себе из первых уставов - вот новые качественные характеристики.
10. Появляются заповеди Ордена: «Честь превыше всего».
Нельзя сказать, что Олег не приложил своими организационными способностями руку. И скучно как-то становится при прочтении всех этих бумажек, но с другой стороны, как тогда было нужно все это! Кто знает, без этой системы каким был бы потом Орден, ведь потом от нее можно было отходить, уже ощущая свое, чуть ли не партийное единство. И не расплыться, как это было у Ордена Днепропетровского или у тех «Чудаков» (кто не знает что это такое, пусть обратится, мы расскажем). Игра игрой, но цементирующей связью это было на уровне, может, чистого единства и святого отношения к самому Ордену, но все равно, это было нужно, может, и не так, и не в той форме, но хотелось всеми, интересно же все-таки. Как же это было в реалиях? Все очень свободно и никакого особого почтения, все равные, может. Реально все это ощущалось порой только на бумаге. Многое зависело от личности, что стояла во главе. Было много и гордыни гадкой, и задавленности, может, и непонимания, но мы были пацаны и делали дело. Чаще упоминается понятие чести Ордена. Есть тенденция к ужесточению. В печатный устав входят новые слова - благородство и достоинство. Но в целом все это было реакцией на неспособность выполнить решения на том уровне, на котором хотелось. И все же, сколько радости и счастья от возможности поговорить и, решив что-то, сделать

От 1 до 2 устава

Принимаюсь писать очередное большое письмо с воспоминаниями по периоду между написанием первого устава и второго устава. Это месяц-полтора: ориентировочно - с середины января 1986 по конец февраля - март 1986 года.
Все не расскажешь и не вспомнишь.
Но мне видится вот что.
1. В это время началось полное несоответствие Ордена как реальности и тех процессов, что в нем протекали, с тем, каким он был задуман. Саботаж, лень. Ну, во-первых, мы решали, что делать с уроками. Мы должны были подтягиваться в школе. Марик и Андрей были наиболее успешными. А мы - я да ты, Славутич, - круглые троечники, да и Леха не лучше. Но на уроках мы вели себя по-прежнему. Если есть возможность ничего не делать, то и не делали. Ответственные кипятились, а порой и сами пример дурной показывали. Андрей по-прежнему не бегал. Леха иронизировал. Его в Орден как бы пока не взяли, и он не приходил, так что мы были вчетвером. В это время особенно успешно продвигались тренировки и доклады по темам. Я не помню, но в это время, по-моему, ты давал доклад по современным динозаврам, которые якобы существуют, а я по историческим реалиям «Слова о полку Игореве». В это время вырабатывается система мелких наказаний за провинность - бить кулаком о стену и отжим от пола, - еще не отраженных в уставе-1, а в его дополнении зарегистрированных. О, как бы хоть на час я хотел бы попасть на одно из наших занятий! Мы расходились после школы обедать, а потом собирались либо у Андрея, либо у Маркелыча, либо у меня. К тебе мы не ходили, потому что родители были всегда дома. Мы собирались в 2 часа, а потом до 6 сидели. С приходом родителей мы расходились. Понедельно были расписаны занятия, и каждый день знали что происходит. Мы всегда долго собирались. То один не придет, то другой. Это нервировало.
2. Я уже начал, по-моему, ездить к репетитору, и Маркелыч тоже начинал.
3. В это время я еще не читал «Туманность», хотя знал о ее существовании, мне она казалось не столь интересной, более того, рассказы Ефремова казались далекими от наших целей. Все это лишний раз говорит о том вареве, что было в головах. Слово «коммунизм» как цель еще точно не появилось.
4. На этом фоне чехарда магистров, то Марик в начале, то я, потом ты, Андрей, Леха - все это девальвировало внутреннюю атмосферу. Помню свое неудовольствие тем, как проходят занятия, как мы бегаем. Я тоже жил не по правилам. Но главное - атмосфера летняя словно отступила.
5. На этом фоне мы задавались вопросами, что же происходит в классе. Если представить класс, то активные уличные парни, друзья шпаны и прочее, среди которых были и отличники и дети богатеньких, в общем, вся эта свора начала собираться в стаю давить слабых, подминать в «рабы» всех. Мы на этом фоне были той серединой, которая не походила ни на слабаков, ни на их хозяев. Но если б не объединение нас в Орден, в классе некоторых из нас начали бы опускать, как это сделали с Сеймуром, и прочими. Мы были коллективом, со своими странными правилами. В этой связи мы начали думать, кого из класса мы можем взять в Орден. Сперва, взгляд упал на комсорга Вугара. Я был инициатором, и это была моя ошибка. Он пришел после нашего приглашения. Посмотрел на наше показательное занятие, а потом ушел, сказав, что еще придет, но делал вид потом, что ничего не было. Это нас обескуражило. Ну да ладно, не в первый и не в последний раз темные люди будут отходить от Ордена в недоумении и как-то сторонясь. Леша предупреждал, что это скользкий карьерист-человек и не надо его в друзья брать (Леше не нравился какой-то там Орден). Потом пришла история с Таней Королёвой. Мы тогда уже давно через Андрея были с ней в некоторых связях. Она когда-то прочла первый литературный труд «Еще раз об МВ», и оформила его. В общем, была как-то повернута к нам. Она была одной из лучших в классе. Высокая, не погодам развитая, не с тупой головой. Слегка высокомерна к сверстницам. Тогда я был на несколько недель выбран в Магистры и меня поставили руководить процессом брать ее в Орден. Мы - я и Андрей - были выделены для этой цели. Она пришла к нам, и я, сидя в центре комнаты, как Магистр (чушь с барабаном) вещал ей с юношеской мудростью о нашем достижении. Она как-то сразу потеряла интерес и говорила вообще о классных делах, о Тофике, Вугаре. Говорила, что они недалекие, хоть и читают, мы как-то перешли на обсуждение личностей и в доверительной беседе, стараясь держать приличие, обсудили не Орден, а положение в классе. Мы плохо понимали, но нам казалось, что и с ней все впустую.
6. На фоне Орденской жизни проблемы спасения класса и его атмосферы разрозненности нас совсем не волновали. И вот при очередном сборище после уроков на тему «почему мы все не дружны?»... (Эти сборища как некое наследие старой советской школы. Мол, почему раньше не так было в классах?) Мы сидели со скучающим видом, все кричали. Для нас было совершенно понятно, что та подлость, что творилась (правда, когда я смотрю на то, что сейчас творится на улице, мне кажется, все то были цветочки, ибо потом после школы все эти ребята стали нормальными в целом людьми, хотя кто их знает) в классе, все это никогда не даст собраться, это все лицемерие и ханжество. Я подсел к Игорю, а он занимал позицию при «этих». Он не был один из них, но как бы уважаемое второе звено. Я ему сказал, что орать о глупостях бессмысленно. Он как-то повернулся и удивленно сказал: «А почему ты так говоришь?»
И тут я начал рассказывать об Ордене. У него это вызвало шок. Как это, у нас в классе есть такое? Подсели ребята, и в крике и гвалте мы, почти крича ему в ухо, стали рассказывать о нас.
Так появился первый новый человек в Ордене.
Честно говоря, он пришел, почти что сразу на наши занятия и ему понравилось. Но он всегда был «ежик». И поэтому ему - одиночке было тяжело входить к нам. Второе занятие с его участием было уже у него в квартире. Все новое для нас. Мы толпой пришли в его вылизанную квартиру, где ни лечь, ни ноги задрать, ни музыки послушать. Мы с новым человеком начали устанавливать контакт, сначала говорили о структуре, он взял на себя обязанность вести электротехнику и т.д. Леха отнесся хорошо к появлению нового человека. Нам всем впервые пришлось ощутить это вживление, когда как будто отрубленный палец вживается в новое тело. Так и Игорь. Было не так легко, не так светло. Все как-то искусственно при нем. Мы шутили, что раньше нельзя было про евреев анекдоты травить, теперь и про армян нельзя – в общем, осталось в Орден чукчу взять. Хотя при Славике про евреев рассказывали, а вот при Игоре про армян - никогда. Из уважения. Мол, не хорошо.
Ребята собрались как-то и решили, что Игорю тоже тяжело, ведь он в один прекрасный день явился в класс и сел рядом с нами.
Начался прессинг со стороны Тофика, Армена и прочих. Игоря стали травить. Вызывать на драки ночью. Мы бегали с ним на разборки, но никто не приходил. Так началось годовое противостояние с ними. И на жизни Ордена это сказалось ужасно. Работа остановилась полностью. Игорю было тяжело. В общем, ничего реально кроме проблем он не получил. Мы решили послать к нему Маркелыча, чтоб он поговорил с ним. И он пошел. Они до вечера говорили. И этот разговор для него был самым важным, с тех пор Игорю как-то стало легче.
Но его приключения не остановились, да и все наши.
Как-то Таня Королёва рассказала про нас «этим». И что, мол, Игорь не просто от вас отошел. Но рассказала так, что и приврала. В общем, что, мол, они про нас это говорят, а мы то. Она встала как женщина между двумя силами и столкнула лбами. Нас вызвали на драку. Помню, как сгущались тучи. Они натравили всю школу, малолетние классы, азербайджанские классы и т.д. Мы с тобой сидим и готовимся к тому, как будем драться. Их больше, нас шестеро. Мы планировали, как встанем, и кто кого из их толпы возьмет на себя. После уроков мы все вместе пошли в детский садик. Посмотреть на это зрелище собралась толпа. Под гиканье и крики мы выстроились. Их было в полтора раза больше, среди них были армяне, азербайджанцы, иранец Али, лезгин, и мы - Орден - с другой стороны. Претензии к нам, что мы возгордились и считаем всех дураками и пошляками. Претензии к ним, что они Игоря травят. Они, мол, что Игорь предатель и вообще. И тут как-то само собой случилось вот что. Мы сказали, что «с чего вы взяли, что мы вас такими считаем?» Они, мол, Таня сказала. Мы им, что это не правда, мы этого так не говорили. Они как-то сразу обмякли и после долгого разговора решили мы и они… Это было единственной подлостью Ордена за всю его историю – мы решили проверить. Они не верили нам, а мы им, что, мол, про нас такое говорят. В общем, все собрались у Андрея в обед. Я опоздал, даже, может специально не хотелось этих разборок. Они позвонили и при нас говорили с Таней, и она нелицеприятно говорила о нас. А потом на магнитофон мы записали, что она говорила о них. Получалось, что бедная девочка поливала грязью всех от своего имени. И все вышли чистенькими. Она ведь была одной из интересных собеседниц для всех. Она не видела разницы межу подлостью и просто умом. Вот это и подлость наша ее и погубили. После этого ее начали травить. Звонить по телефону кричать в трубку, что она хитрая, свару затеять хотела и похуже. Армен и прочие распалялись, Мы только один вечер принимали участие, а потом просто отошли, сказав, что это слишком. И более ни секунды с ней не говорили. В классе ей не давали проходу. Нет, ничего слишком, только презрение, и прочее. Она пошла в контрнаступление. Хамила им, вела себя вызывающе. Но на классном собрании она накинулась на других ребят. Мол, вы посмотрите на себя, правильно я вам все сказала. Нам она говорила, что нас все равно уважает. После этого она захотела перейти в другой класс. В 10 классе она училась в классе на порядок слабее нашего. Еще 2 года она была немым укором нам. Но жизнь быстро залечила все раны. Ибо, уже, когда я был в Ташкенте стоял вопрос, чтоб мы покаялись. Если помнишь, Славутич, припомни, как это было.
Все эти события выбили нас из колеи. Работа почти прекратилась. Мы, я помню, приняли формально Игоря и Лешу в Орден. Потом от безделия начались ссоры внутри. Вот тогда на общем разладе сначала Андрея выгнали, а потом и меня.
Неделю я не говорил с вами, а потом как-то встретился с Мариком, и мы решили, что со старым Орденом надо кончать, что тебе надо брать Магистерство в руки и принимать все на новом уровне - и дела и правовую базу. Мы пошли к Игорю, и он тут же согласился. Потом собрались все. Кто тогда был Магистром, я не помню. Я всем сказал, что сначала напишу Устав, а потом, после того как все его подпишут, начнем новую жизнь в Ордене.
Вот этот устав… см. фотки.
Должен сказать, что ничего это не изменило реально. Все немного оживилось, а потом потекло, правда, без развала, но со скандалами и ссорами дальше.
Такова внешняя сторона нашей жизни за это период.

После написания 2-го устава и до начала лета

Что я помню из этого периода.
Расскажу о себе. Я писал. Что писал не помню но помню что писал, Славутич –хоть убей не помню после какого класса я вам рассказывал Историю про Ольгу, и когда писал «Улетели листья с тополей». Помню точно, что читал у Игоря. А значит, на какое-то событие – то ли он ногу тогда ушиб, то ли день рождения. Нет, по-моему, вся эта история была после 8 класса, а написал уже весной, то есть как раз в этот период.
Тогда начинал греметь «Форум», и я под песни его писал. Вставал ночью. Я ведь не спал ночами. До 2-3 ночи все читал и читал романы исторические, переписывал факты, мы все начинали ездить в Шаумяновскую библиотеку. Совершенно не помню, когда мы стали лазить за кулисы театра. Наверное, уже в 10 классе. Помню, что ближе к вечеру, когда расходились или когда мы не собирались на занятия, я устраивал себе чтение и конспектирование. Я садился в кресло и в полумраке под синим торшером читал Загоскина, Яна, Югова. Точнее, Яна и Югова я не читал, а перечитывал. Я был до глубины пронизан любовью к истории – всякой. О, сколько сил было! Параллельно я писал роман про Рязань 1237 года. И летом я вам читал с Маркелом главы. Как вы меня терпели! Ну да ладно.
Это я увлекся.
После написания устава жизнь серьезно не изменилась, хотя ты прав, позитивные изменения начались у всех. Но я помню, что в этот период началась какая-то свара у нас внутри между Мариком, тобой и Игорем с одной стороны и мной, отдельно Андреем с другой. Все было основано на каком-то горделивом пустяке. Но вел я себя скверно. Не разговаривал с вами. Помню, даже подрался с тобой. Именно в это время я начинаю проникать до глубины в Ефремова. Я начинаю перечитывать «Лезвие», его письма открываются мне, и на этом фоне вы занимались физикой, химией и проч. Мне казалось сухим то, что вы делали. Вы стали как зубрилки, а мы с Андреем часто делились больше эмоциями, в это время меня охватывали чувства глубокого ожидания той жизни, что у ефремовских героев. Помню, Андрей, не понимая, смеялся надо мной: «Ты в листок бумаги влюбился! И далась тебе эта Сима Металина!» Помню наши совместные походы в музей, где, потрясенный, я увидел скульптуру, римскую копию, и мне в ее далеко не ефремовской красоте виделась «Анна», а вы надо мной хихикали. Помню, как Марик удивлялся, как я могу так убиваться от информации, что Ефремов уже умер. Помню, как Андрей тогда прочел «Анну» - первую главу «Лезвия» и, увидев скульптуру, тоже был потрясен аналогичным эффектом, это было разделенное чувство. Помню, как затягивался наш разлад. И казалось, что все…уже
В это время еще никто, кроме меня и, может, Маркелыча не прочел «Лезвия». У вас началось чтение у всех - и Ефремов тяжело стал проникать. Мне со своей историей и Ефремовым было плохо среди вашей атмосферы. И я решил ее бойкотировать. В этом разлад. Как у вас было, я не помню, наверное, я что-то делал гадкое. Вспомни.
Ведь мы ничего об этом не говорили позже. А ведь 2-3 недели, а может и больше это продолжалось.
Помню, что напряги с Игорем кончились и он влился в Орден, что наши местные «короли» словно смирились до времени в классе. Все готовились к экзаменам, а их отменили, вроде.
В этой атмосфере напряжения, должен сказать, мы не были еще так тесно связаны. Это потом, после лета 1986 года, наша атмосфера начнет приобретать иные черты и идти всегда в гору. Тогда мы не часто сиживали по вечерам у друг друга. Ну так вот, я помню, как это напряжение кончилось. Помню, что мой папа организовал поездку в новый зоопарк, что-то там не вышло и мы с Мариком решили поговорить, как-то у меня сердце легло. Он позвал к себе, мы делали вместе окрошку или что-то еще и говорили откровенно. И вдруг я почувствовал, что нет той сухости, мне было хорошо с ним, мы говорили начистоту, признавая свои гадости и правоту каждого. Просто, мы соскучились. С этого момента все как-то изменилось. Я очень хорошо помню тот день.
Так Орден подошел к лету 1986 года.

Лето 1986. Последнее лето детства

Лето началось со дня рождения Маркелыча, об этом высылаем фотки. На них, кстати, первые фотки Игоря. Запомнилось, как мы снимались тогда, мы открыли окно и свесили ноги с пятого этажа. Летний ветер, вечер. Потом ели торт Лены. Какие она делала торты! И сейчас, наверное, делает. Я совсем не помню, как мы справляли день рождения Игоря.
Потом все разъехались. Леха в Москву. Андрей, Марик, а я, ты, Славутич, и Игорь остались. В это время я запланировал занятия по йоге ввести в систему Ордена. Ефремов уже заполнил своими идеалами мою душу и йога не случайна Я много внимания этому стал к лету уделять. Появилась вера в преображение, об этом лучше вслух рассказывать, когда садились в лотос, делали пранаяму и т.д. Солнечное бакинское утро, вы с Игорем приходили, я вас чинно рассаживал на коврики и мы делали упражнения, а потом, после занятий у нас из раджа-йоги темы для бесед были. Мы как в «Лезвии» чинно говорили, переминаясь с затекших ног. Как это похоже на то, что потом было в «школе»!
В это время очень актуальными были разговоры об Учителе. Ведь Игорь как раз в эту весну проникся Ю.Власовым. Его статьями. Культом атлетики. Культом воли. Портрет Шварценеггера висел у Гурыча (Игоря) дома. У нас началась дискуссия Я говорил, что Ю.Власов достойный человек, но у него нет большой Идеи. И Орден должен идти за Ефремовым. Разговоры были довольно напряженными. В это время под впечатлением Таис начинается проникновение в Грецию, первое проникновение в Грецию с такой силой. Тогда вы взяли еще по весне Диогена Лаэртского. Мы начали читать роман о Сократе Томановых. Помнишь наши споры о красоте? И споры о красоте и доброте, может ли быть красота злой? Вы отстаивали позицию, что нет, а я говорил, что может. С Игорем когда мы остались втроем. Тогда роман Томановых о Сократе, взятый мной или кем-то в библиотеке, стал общим чтением, как бы дополнением к «Таис Афинской». Помню, как это второе лето проходило в атмосфере дружбы, и кончились разлады, как мы ездили в город и смотрели там фильмы. А помнишь, Славик, фильм «Голубой рай», про Бразилию и судьбу любви, как мы влюблялись в главную героиню? И ходили по два раза, сначала мы с тобой потом и Игоря утянули уже в нашем кинотеатре. Помнишь это лето? Так рассказывай Саше больше! Мне аж на сердце стало теплей .
Потом я уехал в гости и жил на море 10 дней. Купался, читал. Думал о лирике, поисках древнегреческих мудрецов. Потом вернулся. И вы тоже шли этим путем, нам много что было обсуждать об Орфее, Мусее, Еврипиде, Софокле. Но я ничего конкретного не помню.
А потом мы все съехались. За эти 2 месяца мы все сильно выросли. Это чувство врезалось в память. Мы понимали это как последнее лето детства.
Наступал новый этап. Но перед ним было последнее событие. Мы все собрались в огороде и праздновали последний день перед Школой. Перед 10 классом. Последнюю ночь. Принесли музыку. Снимались на память. Тогда и сделали ту самую фотографию, где мы все вместе. Эту фотографию потом видело много людей. Тех, кто вошел в Орден, сочувствующих. Некоторые носили эту фотку у сердца и, может, сейчас носят. Как Лена Баринова. Ибо это для нее была та сказка, которая давала силы.
На этой фотографии мы зачеркивали ушедших людей. Потом они возвращались - и крест стирался. Пока не ушли почти все. И все это делать стало бессмысленно.
Хочу вспомнить. Мы пели песни под гитару, мы шутили и хохотали, дурили. А потом, как это у нас бывало, мы задумались и, слушая песни Макаревича, БГ и прочих, говорили. Говорили о будущем, о жизни. Мы были счастливы. Нам было интересно и свободно. Нам друг от друга становилось добрей и возвышенней. Совсем не помню, о чем говорили…
Таким оно было, последнее лето детства.

Остаток 1986 года

Начинался новый учебный год, а значит - мирное время рассуждений, гуляний и поисков заканчивалось. В школе нас ждали опять драки и разборки, нервная подготовка к выпускным и вступительным и в то же время уже казавшиеся будничными наши занятия, спарринги, «стояние на кулаках» и т.д.
Но не так все случилось. Осень, оказалась полна творческих дерзаний. Я как-то на новом уровне стал писать свои рассказы. В них стал появляться не только исторический аспект, но и психологизм, рефлексия окружающего. Еще прошлой весной роман «Рязань» стал приобретать не бытописательство чистое, а драму. И лучшее, что я написал, это была глава о Евпраксии, диалектика подвига - тоже одна из тем, что волновала меня. К концу лета я осознаю неподготовленность свою к этому произведению. И приостанавливаю написание романа. Зато уже к осени написаны «Улетели листья с Тополей». (Совсем не помню, когда я этот рассказ написал. Помню, что читал я его у постели больного Игоря, он тогда ногу ушиб). Слабый рассказ об униженном и оскорбленном человеке и его преобразовании. И к середине осени я пишу самое любимое свое, если так можно выразиться, творение - «Девушка с черными волосами».
Этот рассказ до сих пор волнует мое очерствевшее сердце.
Мы по-прежнему занимаемся. Чудим. Много дурачимся, деремся в шутку и занятия порой приобретают свалку тел. Доклады почти не идут. Но жизнь в Ордене устоялась. Идут занятия. Я, как магистр и организатор процесса, чувствую нервное переживание из-за непосещения то одним, то двумя занятий, и порой из 6-ти мы остаемся втроем на послешкольном сборе дома у Андрея.
Хотелось бы вспомнить один случай. Леша в Ордене всегда был как бы со стороны. Даже на драке тогда он отошел в сторонку, сказав, что он не с нами. Его тогда формально выгнали. Это была подлость. Но мы ее ему простили. Весной, кажется, или осенью он уже стал вливаться в жизнь Ордена. И - о чудо преображения в человеке! Совершенно сторонний нашим нуждам, потребностям, мечтаниям и идеям, никогда не читавший Ефремова, вдруг прикипел к нам. Он выразил желание дать доклад. И долго к нему готовился. Доклад был по Тайланду. Мы слушали-слушали, потом через 35 минут терпение кончилось, и мы со смешочками глупо еле досидели. Так у Лехи мы отбили желание, его робкую попытку делать то же, что и мы. Ну и потом его пиво, девочки, разинские друзья и т.д.
Мелочь, но как в жизни она бывает определяющей.
Согласен с тобой, Славутич, что за полгода занятий ты сильно подтянулся в химии и физике. Уже тебя назначают в напарники Маркелу вести физику. Я, как самый тупой в естественных науках, нахожусь под твоей опекой. Помнишь тот урок, как ты нам про H2O объяснял, а Андрей из принципа стал с тобой спорить. У тебя гордыня. Ты доказываешь, что именно так все и должно быть. Пришел Маркелыч - и в шоке: ты что, Славутич, объясняешь – ты что, новый закон химии решил им открыть? В общем, ты чего-то там не дослушал, не допонял или понял на свой лад. Андрей раскусил, вот хохот-то был.
В общем, выдумщики мы были. Оставались по вечерам.
Осенью мои родители уехали в Москву. У Андрея тогда было увлечение - Кира из хореографического училища. История была давняя, еще с весны. Тогда, ты прав, мы проявляли внешнюю активность. Я вспомнил - и Евстратова была, мы ее в театр водили Орден демонстрировали. Уже тогда единство – Орден - так сильно это было. Но вот Киру тогда стали якобы доставать ребята из училища. И мы поехали драться со всем училищем. Все было комично. Но настрой был решительным - с цепями и нунчаками. Ведь их не менее 50-ти должно было быть. Ну а мы в шестером. Как мы тогда их – «балеронов» - обложили. А эта Кира все просила Андрея - не надо. В общем, все кончилось мирно. А помнишь, как я серого кардинала изображал этой же осенью, и рассказ «Дай миллион»? Помнишь, как мы сцену разыграли с подсаживанием и разговором с незнакомцем, а незнакомец - это я. Кира с Андреем садились на скамью. А я там как незнакомец уже сидел, и начинал говорить. В общем, все вышло неказисто. Все делалось, чтоб прощупать ее, со стороны, что она за человек, да и гордыня там моя была. Да еще что-то. Ну так вот, как родители уехали, мы ее с подругами пригласили ко мне на вечеринку. Сделали «дискотеку» в большой комнате. И – о, как нам было скучно! Играл «Джой», хит тогдашний. Игорь из–за роста не хотел идти, и мы его вытянули. Как мы провожали их. Как им было непривычно среди этих чудаков, которые все поговорить норовят.
Но когда мы приехали, проводив, вот тогда самое интересное и началось. Игорь как «ежик», ушел домой. А мы все вместе легли спать и до 3 часов чудили, говорили. Маркелыч как жаворонок все пытался отрубиться к 12.00, а мы ему не давали. В общем, воспоминания.
Еще один эпизод из осени. В этот период мы втроем – ты, я и Маркел - оставались часто ночевать у меня, жарили огромную яичницу с колбасой и печатали фотографии. Вот те разговоры по истории, по физике, о ядерной и термоядерной энергии. Они были наиболее сильными за этот период. Но раскрыть я их не могу. Толком не помню. Помню, хорошо было. Помню фильм смотрели про «хана Аспаруха». Помню, братство было. И никакого рабства, или унижения. Мы были нормальные советские юноши. Но оплодотворенные Ефремовской мечтой и красотой. Да и никакой «христианской духовности», никакого осознания «греха» своего.
Да, вот еще вспомнил. Весной или осенью мы под воздействием того, что все стали читать Ефремова (а Андрей так и не прочитал до конца с Лехой тогда), мечтали о наших будущих «симпосионах». Как наши подруги будут танцевать. И сердце колотилось от ожидания счатья…
А ведь оно и было.
Поздней осенью я дописал «Девушку с черными волосами». Помню, что чтение моих рассказов было некоторым событием. В тот день вечером мы собрались у Маркелыча. Я не знал, чем кончится мое чтение. И в конце, когда я включил «Scorpions”, я видел, какое действие мой эмоциональный рассказ произвел на вас. Было торжественно и счастливо. Игорь встал и сказал: «Тебе, Олег, нужно писать». Марик был взволнован, он указал на ошибки в тексте.
Не знаю, может, я ошибаюсь и это я так чувствовал. Если нет, ты скажи, Славутич. Знаю, что Андрей во время чтения накрылся подушкой, и я думал, что он уснул. Но он встал и чуть не со слезами пожал руку. Я понимаю, что в этом чтении было больше таланта слушателей и чтеца, чем писателя, сама атмосфера важна. Предчувствие будущего. Ожидание его. И ожидание его сказочным, а не «неприглядным ».
Постепенно мы дожили до нового года. Занятия – репетиторы, наши занятия, хождения на подготовительные курсы, на новый год я читаю рассказ про того маленького азербайджанца и его восхождение. Слабый рассказ.
Наступал величайший год моей жизни – 1987-й.



Зима Весна 1987 г.

В целом этот период похож на предшествующий. Все так же занимались, все так же гуляли, но вот к концу весны наметилась некоторая тенденция.
Во-первых, Игорь и Андрей реже стали собираться. Андрей, если у него собирались, то он, конечно, был, а если у Марика - то нет. Это нервировало.
Мы с тобой ездили на разные подкурсы. Помнишь, в городе встречались и в кафе сидели? Потом все шутили, что это кафе наше, мол, мы его купили. Я то к репетитору, то на подкурсы, а ты как раз возвращался, и мы с тобой пересекались. До чего было хорошо! Мы с тобой ходили в магазин иностранной литературы и в «Академкнигу».
В это же время вспоминается история с прогулками по ночному Баку и нашими посещениями кинотеатра - «Знаний». Помнишь как мы попали с Андреем и тобой на «Солярис», как в ночи садились на ступени, ибо не было свободных сидений, и как смотрели завороженные фильм. Какое стечение народу было в этом маленьком зале. Как мы были потрясены. И ночью ехали на такси домой. Хотелось не раставаться до конца. Ты, как самый памятливый тут же рассказал, что он умер, что он уехал, но подчеркнул - он наш, он не эмигрант, он не бежал из Страны. Он просто уехал. Для нас, видно, это важно было. Я помню, даже в белогвардейских песнях мы пытались увидеть наш смысл. Помнишь про поручика Галицина?
Потом ходили не раз на ДРУГИЕ ФИЛЬМЫ Тарковского. Помню, ходили с Андреем на «Зеркало». Но оно нам совсем не понравилось. Такое же тягостное впечатление было от «Сталкера», но понравилось. Мы не все понимали, но сами чувства от фильма… А помнишь, как мы на край света ездили, чтоб с тобой посмотреть «Андрей Рублев»? Там как раз не было людей, и мы боялись, что фильма не будет. Это время, когда мы проникаем в новый мир – «Человеческого духа», в христианском понимании. Марик говорит о «Войне и Мире» еще летом, а Игорь, пораженный дневником Толстого, становиться чуть ли не толстовцем. И так же Власов. Но все еще пронизанный советской мифологемой.
Мы в это время много слушали «Машину времени», «Арию», «Джой», «Модерн», «Форум», «блатных», «Черный кофе», «Скорпионз». Андрей пытается нас приучить к «Аквариуму». Помню тот вечер, когда он нас «Отучал от реализма». Как он нас посадил и давал слушать сюрреализм этот и расшифровывал. Это к удовольствию всех получилось. Всем как бы открылся новый пласт культуры, как нечто дополняющее реализм.
Я уже почти перестал активно писать. Занятия чуть замедлились, но мы по-прежнему планомерно готовимся к выпускным. Остались занятия боксом. Помнишь, как у стенки защитную стойку отрабатывали? Тут на тренировках мы видели, кто чего стоит. Люди не терпели, особенно Игорь злиться начинал.
Помню, как однажды, не выдержав приколов Тофика над классом, я нарвался на драку. Сильно переживал я перед ней, так как назначена она была за три дня. Эти три дня я нервничал. Хуже нет ждать. Потом дрались. Никто не одолел. Весь класс и школа собрались. Появился военрук - и нас к директору, как-то все замялось. Я не был хорош и с

[Олег]

Зима Весна 1987 г.

В целом этот период похож на предшествующий. Все так же занимались, все так же гуляли, но вот к концу весны наметилась некоторая тенденция.
Во-первых, Игорь и Андрей реже стали собираться. Андрей, если у него собирались, то он, конечно, был, а если у Марика - то нет. Это нервировало.
Мы с тобой ездили на разные подкурсы. Помнишь, в городе встречались и в кафе сидели? Потом все шутили, что это кафе наше, мол, мы его купили. Я то к репетитору, то на подкурсы, а ты как раз возвращался, и мы с тобой пересекались. До чего было хорошо! Мы с тобой ходили в магазин иностранной литературы и в «Академкнигу».
В это же время вспоминается история с прогулками по ночному Баку и нашими посещениями кинотеатра - «Знаний». Помнишь как мы попали с Андреем и тобой на «Солярис», как в ночи садились на ступени, ибо не было свободных сидений, и как смотрели завороженные фильм. Какое стечение народу было в этом маленьком зале. Как мы были потрясены. И ночью ехали на такси домой. Хотелось не раставаться до конца. Ты, как самый памятливый тут же рассказал, что он умер, что он уехал, но подчеркнул - он наш, он не эмигрант, он не бежал из Страны. Он просто уехал. Для нас, видно, это важно было. Я помню, даже в белогвардейских песнях мы пытались увидеть наш смысл. Помнишь про поручика Галицина?
Потом ходили не раз на ДРУГИЕ ФИЛЬМЫ Тарковского. Помню, ходили с Андреем на «Зеркало». Но оно нам совсем не понравилось. Такое же тягостное впечатление было от «Сталкера», но понравилось. Мы не все понимали, но сами чувства от фильма… А помнишь, как мы на край света ездили, чтоб с тобой посмотреть «Андрей Рублев»? Там как раз не было людей, и мы боялись, что фильма не будет. Это время, когда мы проникаем в новый мир – «Человеческого духа», в христианском понимании. Марик говорит о «Войне и Мире» еще летом, а Игорь, пораженный дневником Толстого, становиться чуть ли не толстовцем. И так же Власов. Но все еще пронизанный советской мифологемой.
Мы в это время много слушали «Машину времени», «Арию», «Джой», «Модерн», «Форум», «блатных», «Черный кофе», «Скорпионз». Андрей пытается нас приучить к «Аквариуму». Помню тот вечер, когда он нас «Отучал от реализма». Как он нас посадил и давал слушать сюрреализм этот и расшифровывал. Это к удовольствию всех получилось. Всем как бы открылся новый пласт культуры, как нечто дополняющее реализм.
Я уже почти перестал активно писать. Занятия чуть замедлились, но мы по-прежнему планомерно готовимся к выпускным. Остались занятия боксом. Помнишь, как у стенки защитную стойку отрабатывали? Тут на тренировках мы видели, кто чего стоит. Люди не терпели, особенно Игорь злиться начинал.
Помню, как однажды, не выдержав приколов Тофика над классом, я нарвался на драку. Сильно переживал я перед ней, так как назначена она была за три дня. Эти три дня я нервничал. Хуже нет ждать. Потом дрались. Никто не одолел. Весь класс и школа собрались. Появился военрук - и нас к директору, как-то все замялось. Я не был хорош и смел, как думал, не так ловок, но и они увидели, что не могут они с легкостью справиться, как раньше, с Игорем и Лехой. Тогда же я, по-моему, дрался с Сеймуром и еще с какой-то шушерой. Нет, с Сеймуром - это до Ордена даже, по-моему.
К зиме начинает складываться некоторая закономерность. Начинают гулять три человека по вечерам. На фоне изнурительных подготовительных к экзаменам занятий наши ночные прогулки втроем зимой-весной стали отдушиной. Именно в это время сложилась особая атмосфера между тобой, Мариком и мной. Я помню как мы гуляли до Авроры. Еще в начале зимы. Мы начали ходить не в Шаумяновскую библиотеку, а пытались в нашей новой Ахмедлинской навести свои порядки. Помнишь, как Игорь, ты, я, Марик и по-моему Андрей приходили в эти новые залы и помогали один-два раза, нам давали читать отдельно книги. Мы впервые там увидели Ефремовское собрание. Вот тогда впервые мы узнали о «Туманности Андромеды». А потом ты как-то принес ее мне. Вот тогда что-то перевернулось. Слово «коммунизм» для нас стало не просто формальностью, а увязалось с той красотой Таис, что жила в наших сердцах. Правда, не у всех. Пока только у троих и может, уже у Игоря. Тяжело пробивал Ефремов себе дорогу, я, помню, нервничал, что Ефремов так долго не читается Андреем и Лехой.
Именно в лето-86 - зиму 87 он стал для Ордена, а не для меня только, духовным учителем.
Наши зимние прогулки до Авроры и весенние до Базара или Нефтчиляра, где мы сухую кильку покупали и ели на обратном пути. Мы по-прежнему заходили в наш книжный магазин. В эти разговоры вдруг для меня обнаружилась та разница в восприятии Ефремова у Марика и у меня. У тебя было что-то неопределенное. Мы говорили, что я и умом и чувствами ощущаю. А Марику только Витаркананда, а Гирин ему неинтересен. Мы говорили о канонах Красоты. Марик не соглашался признать их универсальными. Тут впервые обнаружилось неосознаваемое различие Марика и меня. Ему - чистые знания, мысли, отделенные от мысличувств, и также некая мистическая Восточная мудрость. Для меня - Ефремов-Гирин как советский новый тип человека и земные принципы красоты. Это огорчало и ошарашивало. Но анализ я не делал, казалось - утрясется и утрясалось. Тогда же я читаю книги, любимые Ефремовым. Ничего не нравится с первого раза. Ефремов, кажется, развил то, что там как бы разбавлено и не столь актуально. Это потом разглядится, спустя много лет. Но тогда я прочитываю столь близкую нам книгу «Романтики» и «Отчий светильник». Тогда же я и создаю список как основу задокументированную, из чего состою. Потом это станет базой схождения нас мировозренчески, настоящим образом.
Вот что запомнилось из этого периода.

Поздняя весна – лето 1987 г.
Часть 1 а – письма

За этот период, до разъезда, мы в идеологическом плане продолжали дрейфовать в хаосе возможных потенций будущего. В целом не появлялось чего-то принципиально нового. В конце школы мы начали второй этап нашей пропаганды. Мы начинаем писать письма. Итак, мы пишем то наркоманкам с предложением себя в помощь, то с католиками–украинцами через «Собеседник» в дискуссию вступаем, то выясняем про парней («Чудаков из квартала Б»), которых хают за их утопичность. Мы пишем им, чтоб их защитить. Ведь как они были на нас похожи. Помню, как мы собирались и покупали газеты и выискивали, кому помочь, было хорошо. Вот и писали, сохранилось два письма. Письмо Игорю Клименко. И Письмо Наташе, которое надо читать как дополнение к Основным положениям О НОМах и о нас, отраженных в письме Клименко. К концу 10 класса в письмах мы осмысляем себя как неформальное объединение молодежи (НОМ). Проводим классификацию всех НОМов, начинаем ввязываться в идеологические споры на стороне Страны с католиками, пытаемся сказать о себе. И тут уже рефлексия начинает работать, но слабо. Вот что было сказано: мы - как особенное течение молодежи, причем не единственное, и наши братья - это такие же саморазвивающиеся компании на почве образования для чего-то. 3 тактические цели к общей цели - мы пишем, что мы организация работой, которой являлось: 1) совершенствование как физически, так и духовно; 2) пополнение рядов Ордена; 3) создание атмосферы Ордена во всех других течениях, т.е. пропаганда.
Основной целью определено - борьба за спасение личности в нашем обществе. Вводится новый девиз, который вытесняет старый, насчет чести, и заменяется: «Разум превыше всего».
Горды своей строгой дисциплиной, уставом и программами Минимум и максимум, причем их не было, просто хвастаемся, видно некое обаяние революционеров.
Наша философия. Мы не ярые материалисты, - пишем то, чего не понимаем, но максимализм прет - и вот мы уже не ярые материалисты, а создаем свою философию, основываясь на великих творениях. В общем, демагогия и хвастовство, но есть претензия на создание самодостаточной философии, т.е. уже зарегистрировано лезет что-то, что должно быть открыто. Есть некая самодостаточность, некая изоляция, мы, мол, сами создадим для нас и для новых свою философию, причем самую верную, основанную и даже на идеалистах, и вот мы какие. Т.е. прописывается что-то совершенно новое - идея Ордена. Его философия.
Мы пытаемся сказать, что мы нормальные парни. Вот такие мы молодцы, плюс к вышесказанному. Но мало того, мы с еще не созданной философией лезем с пропагандой, а что пропагандировать? Именно само явление Ордена, его атмосферу. Он - как самодостаточная модель. Отчасти это зародыш, который тогда даже еще не ощущался, зародыш представлений об Ордене, как о модели мини-коммунизма, ноосферы, «экологической ниши». Нравится само явление и есть желание думать и ощущение, что это правильно, тем более, что это наше. Отсюда и экспансионистские настроения. Остается советский патриотизм. Написано это письмо в июле 1987 г. Это был взрыв.
В письме более позднем - Наташе-наркоманке - Славикиным почерком приписывается еще парочка абстрактных идей о целях, что мы, мол, стремимся к борьбе за красоту, разум, истину. Это основа нашего существования. Мы интересуемся всеми направлениями человеческой жизни и со всеми хотим идти на связь, кроме обывателя. Причем мы констатируем факт, что эта цель и эти потребности естественны для нормального человека социалистического общества. Кроме самосовершенствования мы помогаем людям. Мы осознаем себя уже в письмах некоей постоянно развивающейся, универсальной системой, организмом. Налицо новая качественная ступень по сравнению с первыми документами, осознание себя, в зачаточной форме, некоей моделью.
Итак, итог вырисовывается сам. В письмах высветилось что было, витало в документе-1, и что появилось в процессе. Оно стало медленно выкристаллизовываться. Основные подвижки – мы, мол, хотим создать что-то свое. Это продержалось недолго, ибо это было более самореклама. Но самостоятельность - это обязательно, потом понятие «мы» уже оформилось окончательно как способ мысли и действия, грубо говоря, неспокойная душа, мы, атмосфера. Вообще, трудно говорить об этом времени, слишком все невыявлено. Но уже самообразование-развитие, образованность дополняется какими-то векторными началами, то есть потенциями, линиями развития, для чего все это. Во всяком случае, мы констатировали факт, что существуют некие условия, которые мы создали и назвали Орденом, которые позволяют всесторонне развиться, и появилась какая-то атмосфера, и мы уже рвемся в борьбу за вышеперечисленные, абстрактные истины. Причем, при попытке это сказать, они, эти цели, сразу поблекли, а попытка эта была чисто прикладная, а не теоретическая, и поэтому слабая, да и не было в этой теории необходимости, ибо работа как-то, но шла, но уже шел и процесс понимания нашей внутренней разницы с зимы 1987 г. и единства и подготовка к испытанию жизнью. И как ответ, через месяц или в это же время произойдет первый, правдивый разговор друг о друге, некая рефлексия других, и произойдет то, что будет объединено словом «коммунизм». И, действительно, возникнет нечто вроде «протослова».
Скажу несколько слов об экзаменах. В результате наших подготовок и помощи на экзаменах каждому я выиграл больше всех. И Игорь. Мы единственные, окончившие без троек, а вот Марик из-за принципиальности у Иветы по русскому и литературе схватил 3. Он тогда заявил про нечестность экзаменов и залетел. Больно меня ударили ваши тройки по истории - столько труда, а Андрей и ты трояки схлопотали. Для меня как личное оскорбление было. И вообще

Лето 1987 года. Продолжение
(Программа, или 4-й документ)

Ну вот последняя «дописменная» часть в истории Ордена, дальше пойдут сами письма.
Надо сказать вначале, что эти годы были заполнены такими вехами, как становление Ефремова как лидера, как Учителя, как духовного маяка Ордена. В это же время происходила закладка в Игоре идей силы, воли через Власова, его же проникновение в Толстого, складывался тот духовный нравственный идеал у всех ребят, у каждого свое и у всех общее. До Ордена многолетнее становление каждого и сплетение, в итоге, наших судеб под куполом неких идей, пока никак четко не прописанных. И лишь документы скупые, и, может, глупые, являются единственными доказательствами той работы разума, воли и добра, что в нас происходила всегда, как и противоположное, но с приходом Ордена становилась целенаправленной, общественно значимой, и насущной.
Итак, пришло время разъезда, уже не помнится, до отъезда ребят мы собирались решать теоретические вопросы или только после возвращения Марика, Игоря и Андрея были записаны данные документы в «Синей тетради». Во всяком случае, к ней прилагаются два листочка, которые были записаны до или после того, как была записана тетрадь. Для ясности эту группу документов будем называть 4-й документ. (после 1 листка и 2 уставов).
Но сначала хотелось бы сказать, что мы все переживали за поступающих. Помнишь, как в Аэропорт Маркелыча ездили провожать в Москву на поступление? Как махали из «Икаруса» ему? А после того, как его из «Бауманки» перевели в Казань, сколько было радости! Да и мое поступление в Ташкент было радостью. Я не помню, что с Игорем. По-моему, он провалился, Андрей 2-ки получил свои. Ты тоже, Леха не стал поступать.
Не помню, когда мы решили все точки расставить - до отъезда или после. Когда мы сели в огороде и стали говорить откровенно, что каждый друг о друге думает. Это важный факт. Для нас было важно быть открытыми. Как мы нервничали! Но когда мы все вместе собрались, было целой эпохой. И говорили-очищались. Этот факт по достоинству не оценен. А он как практика был не менее важен, чем наши вехи. Как это похоже в зачаточном отношении на то, что мы потом называли философией открытости.
Второе, что было написано после сбора всех поступающих, это подготовка к разъезду. В документах в Синей тетради есть повторы, они дополняют друг друга.
К концу школы, после написания писем, в Ордене четко закрепилось понятие цели, оно было впервые произнесено, и впервые это было именно тогда. Имеет смысл при чтении того, что ниже, смотреть в документ. Во-первых, это программа и устав. Первый листок - это смесь, потом были просто уставы, а это уже и то и другое, раздельно.
«Цель, собственно, а не прото-цели». «Цель та же». Что под этим подразумевать? Скорее всего, что и раньше говорилось - образование, физическое развитие, и т.д. Но тут дополняется «конечная цель», т.е. для чего все это, для чего Орден, каково его конечное предназначение - подготовка людей коммунизма. Нас начинают интересовать вопросы о наших способах в достижении данной цели. Эти первые методы, которыми мы собираемся достичь результата, понимаются уже как методы, а не самоцель. Нет, они еще так не названы и даже находятся в целях. Еще они, продолжая традиции первого документа, находятся на этой бумажке, в разряде целей, но они же - как отражение мысли, прямо на бумаге прописаны, ниже, в разделе или абзаце, под названием «Основы Орденской убежденности». И выделены два пункта, через запятую: «Выбрать все, что есть в истории лучшее» и «совершенствование всесторонне». Удивительно, что уже тогда появляются зачатки подхода к изучению или, вернее, взгляду на историю с позиции ее оценки, то есть с определением, что есть лучшее и желанием использовать это лучшее, в отличии от… часто рафинированного подхода, не нам судить. Эта позиция свидетельствует о желании самостоятельности в формировании собственного мировоззрения.
В программу вставляются такие новые элементы, как понятие Разума, новый лозунг - не честь, а Разум превыше всего. Он дополняется формулировкой-объяснением, а именно: «Разум есть хребет всего Человеческого, стремящегося от низшего к высшему». В этой строчке впервые с такой силой заговорили Вернадский-Ефремов. Именно та часть Ордена, что оказалось в силу причин в тени. Но именно она, еще не оформившаяся даже у Олега в голове, заговорила в этих строках. Именно Разум, как венец человека, и что именно это в нем главное, что тянет его, именно стремление от низшего к высшему - вот они ключики, формулы Ордена того времени, тут и связь с коммунизмом. Второй пункт: разумные действия – те, которые могут принести максимальную пользу обществу. Разве это не предтеча позиции добра и зла? И опять же - слышен голос спайки Ленин-Ефремов, если понятен этот образ. Да, некоторый рационализм и, осознавая его слабость, сейчас важно сказать - и эмпиризм, безусловно.
Практические и структурные идеи очень перепутаны.
Внешняя работа. Во-первых, идея экспансии переживает уже третий этап. Вообще, эта идея расширения, вначале - на уровне класса, потом после ряда неудач и удачи с Игорем, по понятным причинам, в виду драк и агрессии на нас, привела к схлопыванию Ордена на внутренних задачах. Потом наступил второй этап - через письма, когда мы не просто пытались поспорить и заявить о себе, но и привлечь к себе через прессу людей, эта идея не дала никаких для нас результатов. И вот разъезд, и мы принимаем решение, что мы уже непросто НОМ, но и особенный - НОМУ, - его особенность в универсализме. И поэтому нам нужно количество, но тут уже не просто как мир новых друзей, а соратников по борьбе, и не просто соратников за какие-то абстрактные идеи, а за строительство людей коммунизма из себя. Отсюда - создание ячеек, и расширение Ордена в Баку. Ячейка - это 3 человека. Выделяется две сферы работы Ордена как организации. 1. Пропаганда Ордена: а) идет развал общества, отход от Ленина, и бюрократии от этого хорошо. Тут во всю говорит та часть, что так важна была в первой бумажке, и наша рефлексия на 86-87 гг. Далее, нужно что-то делать; б) совершенно новое слово, что и позволят говорить о данном документе как эпохальном. Впервые сказано о некоем своем пути, при всем вышесказанном о стране, эти тенденции были уже отражены в письмах; в) ну и помощь ищущим и не нашедшим. (Это старая песня, она к стати, порой лежала в основе расширения Ордена больше, чем идеи универсализма и пополнения рядов. Во всяком случае, на первых этапах, некая бравада силы и благородства. Надо сказать, наша атмосфера могла, порой, это себе позволить. Было, от чего рваться в благодетели.) 2. Сама подготовка людей для работы в обществе. (Тут так же слышны те тенденции, о которых говорилось в первом документе, как бы тут не сказано о людях коммунизма, если б мы сподобились написать в первом документе свою конечную цель, то звучала бы она именно так, наверное. Но мы ее не осознавали, как уже говорилось, или не до конца осознавали. В общем, не написали.) Причем есть приписка - построение сфер деятельности так же на основе теории коммунизма и всего лучшего - и приписка туманна. (Да, именно тут хорошо читается эта связь: вроде бы и коммунизм, и Ленин, и вроде бы свой путь, да еще и с опытом всяких лучших людей, мол, мы не крутые материалисты, как писал потом Игорь.)
Интересна еще одна деталь В работе ячеек зафиксировано полное раскрытие личности. Это так же важно оговорить. Мы мыслили, что неразрывно это с целями, тогда же зародилось представление о гениальности всех людей, что надо только найти. И ответ на представление об иерархию в способностях. Уже тогда рождается мысль, что мы сами, вместе, все – гении, нужно только найти себя, мы все уникальны, и даже в голову не берутся процессы давления личностей, а если это и есть, то виноват слабый, ведь сильные у нас всегда прямо говорили: «Я тяну, мне ты должен помочь, догнать, ты виноват, ты мало работаешь». Тем более, нам и в голову не приходили идеи типа Амосова о некоторой кастовости людей и, следовательно, предопределенности. Все это было просто чуждо нам. Хотя не документально, не считалось нужным декларировать, но это мощно сидело в основе наших идей к этому времени, и об этом нельзя не сказать. Присмотритесь, очень важный материал этого абзаца для рефлексии.
В чем выражается сказанное выше - в понятии «Каждый хочет жить достойно». Понятно, что не о достатке идет речь. Достойно, то есть уважая себя. Не унижая, не копаясь, вот о смирении мы тогда не думали, ведь можно смирится и жить достойно, осознавая свое место. Нет, об этом мы не думали, а именно на полную катушку, полностью самореализовавшись, найдя в себе гения. Но надо признать, что мы не равные, и мы видели это, и осуждали слабых, не понимая разность исходных данных, мы ее не признавали ни за кем, и самому сильному становилось поэтому труднее и легче всех одновременно, он тянул эту тяжесть, но он и не мучился угрызениями совести, он мучился, осознавая развал. В этом сильная слабость, решение которой ляжет в основу «школы».
Градация людей в Ордене. Тогда уже вводилось понятие ступеней развития членов Ордена. Те, кто могут работать с людьми, то есть говорить об Ордене, пропагандировать - и те, кто не могут, и эта реальность была учтена. Позже это также, но по-другому выльется в «школе». Вот что такое цель и работа Ордена, и методы, которыми мы должны достичь эту цель.
Вернемся к экспансии и ячейкам. Перед нами стояли масштабные задачи расширения Ордена в нескольких городах. Вначале в трех, позже планировалось больше. Важно упомянуть, что мы мечтали об особой Ефремовской атмосфере и для этого также нужны были новые люди. Да и еще феномен других планет... мол, там сразу все и решится, (ан нет, сначала на Земле порядок, а потом и в космос можно). Но мы хотели. Да и жизнь не остановишь. После разбора о расширении стал вопрос о том, как наладить психологическую гармонию между нами и новыми людьми. Мы приходим к мысли, что, во-первых, всеобщее согласие, а во-вторых - время – только через месяц «работы» с человеком можно говорить и предлагать на обсуждение кандидатуру. И Центр играет здесь основную роль. Тут надо сказать о роли «стариков», как мы тогда себя, из честолюбия, называли. Все это не продержится и месяца. Мол, Центр - это где больше всего «стариков». И он координирующий в системе связи и управлении. Вводится система наказаний за причиненный вред человеку на стороне, в любой форме, не согласованный со всеми, новым людям или просто людям. За три ошибки - выгон. И только после трех месяцев, с согласия всех, если желает, может быть принят. Важно отметить, что впервые появляются идеи согласия всех. Появляются они именно в связи со столкновением с новым миром, когда мы на расстоянии. Есть время подумать и без гармонии - ни шагу. В этом видится гомеостазис системы. Это уже не первые листочки, когда «к 9 классу все закончено». Важно еще и то, что система уставов печатных и андреевских, заложенных в конце или середине 9 класса, еще работает у нас в головах.
Хотя формализм нас периодически жрал. Прорабатываются вопросы взаимодействия ячеек или орденов, путаница терминологическая. Уже тогда, если какая-нибудь ячейка отойдет от нашей общей идеи, то связь с ней поддерживается на товарищеских основах. Не есть ли это наша «просто дружба», как мы сейчас взаимодействуем с Игорем, Андреем, взаимодействовали или Мариком.
То есть, в особо важных вопросах вводится понятие «согласие всех». Так же пишется устав, где далее дописываются под новые условия права обязанности члена Ордена в «Центре» и на «Периферии», дописываются права «Центра» и Магистра. Лидера так и нет. Предполагаются продолжение систематических занятий и т.д. Словом, оговаривается по пунктам, рукой Марика то, что решили новое в программе. Важно отметить, что все как бы дополняет, что было раньше, например, Устав. И в то же время все сызнова. Интересна еще одна мысль: «Мы должны быть едины». И еще: «мы не можем не волновать». Подумайте же, кто мы были.
Создается система связи центровая, почему-то названная тетраэдр. Марик потом свою систему назовет так же. Центровая, в отличие от тетраэдра, подразумевала связь только через Центр. Тогда переписка довольно редкая планируется - 1 письмо в месяц. Мы не осознавали, насколько мы родные друг другу, многие до сих пор не осознают. Система связи станет на практике активнее, чем в теории. Это первое и последнее явление в истории Ордена, что обогнало теорию. Чувства взяли свое.
Экономика Ордена. Создается касса - это также взрыв.
Прорабатываются мысли о взаимодействии с другими организациями и прослойками, на уровне спокойных и неудачников создаются рецепты. Все, что здесь перечислено, работать не будет, разве что в плане рекомендаций. Обсуждаются вопросы об Армии и о возрасте принимаемых людей. В последнем вопросе мы ищем границы Ордена и, как известно, их не находим. Но все это в порядке просто говорильни. Подробностей не сохранилось.
Помню те жаркие августовские дни. Днями мы собирались у меня, и в прохладе кондиционера кипели и горели мессианскими, подвижническими чувствами. Мы боялись за новых людей, готовы были себя на щадить. Не все, наверное, это чувствовали. Леха вообще не приходил. Уже знали, что уедут трое. Маркелыч в Казань, Олег в Ташкент, Леха в Москву. Ему не разрешалось вести работу. Нам - да. Помню, как опять провожали Маркелыча, в летний дождь.
Помню предпоследний день в Баку. Мы с тобой поехали в город, бродили вдвоем. Было печально. Я сказал тебе на «26 бакинских коммисаров», что город как бы прощается со мной. Ты тоже грустил. Холодок пробегал от неизвстности.
Потом помню вечер следующего дня, уезжал я. Леха, кажется, был в Москве. Андрей, как всегда, на НЗСе, не приехал, за это вы на него обиделись. Он всегда был эгоист. Пришли вы. Толпились, не зная, куда себя деть в большой комнате. Все стало каким-то чужим, я был уже в будущем. Потом ночное такси. Вы машете мне рукой в заднем окне. Все.
Так кончился первый этап в истории Ордена.

Итоги первого этапа истории Ордена

Итак, мы закончили описывать первый этап в истории Ордена. Не считая включенного сюда как введение нашего бывшего Английского дерева. Его рамки: Пред-Орден (Английское дерево): август - 19 декабря 1985 г. 1-й этап истории Ордена: 18-20 декабря 1985 - конец августа 1987 г.

Основные мысли.
1-й документ.
1. Цель - разностороннее развитие.
2. Воля как качественная характеристика.
3.Средства достижения идеалов - через коллектив. Коллектив близких по духу людей - друзей.
4. Цель и Орден как явление вписаны в систему идеалов нашей Родины. Некий советский патриотизм в рамках советской пропаганды.
5. Мыслимся как организация с возможным расширением состава, черты копирования комсомольских принципов в организации, но очень отдаленно.

1-й и 2-й уставы как реакция на торможение работы и жизни Ордена.
1. Изменение структуры Организации - придание ей характера общины. Община как форма существования.
2.Вводится иерархия. Лидер – Магистр - и сама Община. Отвественные.
3. Вводятся права и обязанности члена Ордена, права и обязанности Магистра.
4. Система голосований в принятии решений.
5. Ситема наказаний, за нарушение принципв и дисциплины.
6. Честь превыше всего новая качественная характеристика.
7. После уставов активизация внешней работы в рамках Класса.

Письма в газеты и людям.
1. В рамках 2-го этапа внешней работы появляется осознание себя неформальным объединением молодежи (НОМом) - в рамках 5 или 6 выделенных нами НОМов, -альтернативным тем процессам разложения в стране.
2. Корректировка цели, несколько более оторванной от рамок советской пропаганды, идеалов. Цель - еще и борьба за человека (мыслится – Ефремовского человека, в духе М.Горького: «Человек - это звучит гордо»).
3. Формируется понятие философии Ефремова, как продолжателя всего лучшего в СССР, и мы как бы его последователи.
4. Все обозначенные за годы принципы не уничтожаются, а только дополняются. Корректировка организации: с чертами Комсомола, с чертами общины, НОМ. Но все то же вместе.


4-й документ. Синяя тетрадь (где и Программа после первого листка, где все вместе и 3-й устав).
1. Формулируется общая цель - построение человека коммунизма. В её рамках все остается старое.
2. Понятие Разума - как пути к этой цели, - включающего диалектику рассудка и чувств. Разум превыше всего.
3. Не игнорирование а скорее подтверждение всех принципов, но с некоторым осуждением себя за старую (административную) систему, с ее наказаниями, иерархией, но остается Магистр и прочее.
4. Орден готовится к разъезду. В связи с этим он делится на Центр и Переферию. Оговариваются принципы Центра, права и обязанности члена Ордена (ЧО) в Центре и на Переферии.
5. Проводится градация на тех, кто может работать во внешнем мире и тех, кто не может.
6. Создается Центровая Система связи.
7. Создается система общей экономики.
8. Создаются принципы работы с людьми.
9. Создается прецедент соборного согласия в особо важных вопросах, а не голосования.
10. Система ответственности за новых людей.
Создается система наказаний, если нарушил принципы работы с людьми, или навредил.
11. Создается система взаимоотношений, в зачаточном плане, в случае создания новых Орденов.

[Олег]

длд

[Олег]